— От внучки. Точнее, правнучки.

— А, вы говорили… Это она рассказала про камень с дыркой, про деревья?

— «Курицу» я видел сам. Про деревья — она, но мимоходом. Не было времени, надо было улетать.

— Улетать? Куда улетать?

— Я обязан был выполнить условие, дал слово… Она показала мне мир, который я утратил.

— Ничего не понимаю! Какой мир? Параллельный?

— Да почему параллельный? Нормальный, реальный… Мы летали и смотрели на землю.

— На чём летали?..

— Ну, аппарат такой. — Шабанов подыскивал слова. — Вернее, самолет это аппарат… Мы летали в оболочке… Не знаю, как назвать. Короче, некий шар, сделанный из нескольких энергетических оболочек. Мне так объясняли… Что-то вроде шаровой молнии… Но внешне похожей на тыкву…

Ученый муж вдруг зажал себе рот, сморщился от негодования на себя и замахал рукой, требуя замолчать. Затем огляделся, схватил бумагу, карандаш и, что-то размашисто написав, показал Шабанову.

«Забыл предупредить, нас прослушивают!» — прочитал он.

И в тот же миг на пороге очутился офицер комендантской роты: разбор полета с одним из родителей «Принцессы» закончился…

* * *

Командир полка Ужнин года три уже пересиживал на своей должности. Он был молодой, летающий полковник и отбывал в Забайкалье не ссылку, а нормальный этап своей карьеры после академии Генштаба. У него впереди был приличный запас роста, однако передержка на уровне полка ему вредила, не давала развиваться — надо было давно уже пройти ступень начальника штаба дивизии, чтобы потом определиться на генеральскую должность; он же торчал на полковничьей, и с каждым годом шансов вырваться оставалось все меньше и меньше. Он чувствовал, что происходит явление, в авиации называемое провалом — ситуация, когда отказавшись от посадки, включаешь форсаж и пытаешься набрать высоту. Двигатели ревут в полную мощь, нос задран, однако машина продолжает валиться к земле, поскольку нет достаточной тяги.

И в авиации, и в карьере такое положение можно расценить как аварийную ситуацию, и Ужнин находился в ней вот уже три года. От тесной связи с Росвооружением что-то наконец замаячило впереди: маркитанты обладали незримой властью и авторитетом и при благоприятном состоянии звезд на небосклоне вполне могли создать дополнительную тягу, чтобы выскочить из провала и набрать высоту. Однако торговцы оружием из собственных выгод и соображений тянули его в главный штаб ВВС, а он хотел остаться летающим генералом хоть в Африке, чем подземным столичным, висящим каждое утро на поручнях метро. Причину Шабановой ссылки он раскусил сразу, и сразу отметил, что к сему руку приложили те же маркитанты, которым требовались опытные, надежные пилоты, и теша тайную мысль отмщения торгашам, Ужнин уже после месяца службы опального пилота попытался сделать его начальником штаба — парень после академии, будет кому полк передать, но получил сильнейший, необоснованный отлуп — выше комэска не назначать!

Бывшего завклубом Федотовской дивизии и настоящего депутата Госдумы знали в войсках как облупленного: он генералов в Москве по стойке «смирно» ставил, объясняя, что такое демократия и вооруженные силы новой России. И те стояли, поскольку не знали, что такое демократия и что такое — новая Россия. Стояли и в душе ненавидели народного избранника, который свои выступления начинал с рассказа, как он выбился из офицерских низов, и что он — сын алкоголика. Так что Шабанова встретили в полку будто героя и поначалу приходили посмотреть на опального пилота, пожать ему руку — ту самую, которой он треснул по физиономии депутата-реформатора, преодолев статус неприкосновенности.

Когда МИГ, оборудованный «Принцессой», бесследно пропал вместе с пилотом, Ужнин понял, что это очень серьезно, и за происшествием скрыто нечто особенное, требующее внимательного изучения и разбирательства, что и подтвердилось после доклада Заховая, проведшего с Шабановым первую беседу. Потому командир полка не стал ничего спрашивать, вызвал начальника медслужбы полка и приказал поместить пилота в командирскую палату со всеми удобствами и для начала провести полное обследование и лечение, если потребуется. По настоянию особиста к нему приставили офицера — полуохранника, полуденщика, который теперь сидел в холле аппендикса, где располагались палаты для старшего начсостава, и читал газеты. С обеда и до вечера Германа водили по врачебным кабинетам, где заранее предупрежденные доктора ни о чем не спрашивали, а молча выслушивали, выстукивали, высматривали в рентгеновских лучах и отбирали анализы.

В десятом часу, когда Шабанов лежал у телевизора и гонял пультом каналы, роясь, как нищий в мусорном баке, чем бы поживиться, к нему неожиданно пришел командир полка. Одет был в гражданское, поводок в руке — вышел с собакой погулять и заглянул в госпиталь. Однако показалось, вид у него далеко не прогулочный, чем-то крайне озабочен и возбужден, иначе бы не бросил своего драгоценного коккер-спаниеля одного на улице.

— Покажи ноги! — с порога потребовал он.

— То руки, то ноги, — проворчал Герман и скинул одеяло. — Нате, смотрите…

— Знаешь, что у тебя там пуля сидит? — ткнул пальцем в левую ногу.

— Догадываюсь…

— Откуда у тебя ранения?

— Я говорил, была охота за «Принцессой», гнались какие-то непонятные люди, — устало объяснил Шабанов. — Сначала в черном, потом в камуфле…

— Была перестрелка?

— Еще какая… Лодку издырявили в прах.

— Ты плыл на лодке?

— Плыл…

— Что же ты ничего не рассказал Заховаю? — укорил командир, возбужденно расхаживая. — Где это случилось, при каких обстоятельствах?..

— Он не спрашивал. Уперся в одно — где упал, где обломки…

— Ты вообще как себя чувствуешь? Здоровье имею в виду?

— Нормально…

— А почему так быстро раны зажили?

— Иван Ильич лечил…

— Кто такой?

— Доктор… Я у них в больнице лежал.

— В больнице?!. Ладно! — ахнул и сам себя оборвал Ужнин. — Рано утром встанешь и все напишешь в рапорте. А то послушаю тебя и не усну. С ног валюсь!.. — Он шагнул к порогу и задержался. — Кстати, зачем ты телевизор выбросил из квартиры?

— Пошлятину гонят, — дернул плечами Шабанов. — Ужас…

— Ну выключил бы. Зачем выбрасывать? Новый телевизор, импортный… Да, и еще. В НАЗ был заложен пистолет-пулемет «Бизон». Заховай нашел только два магазина…

Сказать ему, что хотел застрелиться на мусорной свалке в овраге, так точно уж не уснет…

— «Бизон» утонул, — соврал первое, что пришло на ум.

— Как это — утонул?

— Плавать не умеет, железный.

— Укажешь в рапорте, — ему хотелось, видимо, расспросить подробнее, однако он хлопнул по ноге поводком и вытолкнул себя из палаты.