Доносится три отчетливых удара колокола… Двенадцать часов. Полдень.

Расстегиваю шинель, подставляя грудь ветру. Проведя рукой по лбу – обнаруживаю ее мокрой: весь лоб в испарине…

Двенадцать дня… А мы проходим Цусимские острова?.. Я перехожу на левую сторону палубы, стараясь разглядеть хоть что-то в волнующейся стихии. Ничего: берег надежно скрыт в белесом мареве.

В прошлом к этому времени нас уже надежно вели корабли пятого и шестого отрядов япов… База которых – как раз на этих клочках суши… Я прислушиваюсь к канонаде. А уже к часу дня эскадру перехватили и основные силы объединенной эскадры. Пока же – ничего подобного! Неужели проскочим?.. С силой я тру ладонями виски, пытаясь успокоиться и взять себя в руки.

– Вам нездоровится, господин поручик?.. – Оказывается, рядом со мной стоит Вырубов. Закуривая, участливо смотрит на мандражирующего бедолагу.

– Нет, ничего… – пытаюсь взять себя в руки. – Наверное, качка…

– Потерпите, осталось немного. Двое суток пути – и мы в России… – раскрывает передо мной портсигар: – Курите?

А-а-а-а-а-а!.. Нет… Да!.. Нет… Впрочем.

– Давайте!

Дрожащими руками вытягиваю папиросу, привычным движением курильщика чуть разминаю ее в пальцах… Огонек зажигалки заманчиво взвивается, прикрываемый рукой собеседника.

Затяжка… По телу разливается волна блаженства, кузнечным молотом ударяя в голову и метко перешибая нерв, отвечающий за крепость мышц в ногах. Колени предательски подкашиваются, и я едва успеваю ухватиться за поручень. В барабанные перепонки услужливо ударяет звук работающего двигателя «Ка-семьсот»… Интересно, откуда взялся на броненосце сей гигант советского машиностроения? Тоже, как и я, перелетел из будущего?.. На фига он тут?!

Сквозь шум ревущего мотора до меня долетают слова Вырубова:

– …Должны уничтожить японца… Посмотрим, удалось ли. В любом случае разведчика мы отогнали. А при подобной видимости… – Он разводит руками. Фокусируясь наконец в моей картинке. – Через пару часов при таком ходе мы минуем наиболее узкую часть пролива. А там – Японское море…

Отдаленный грохот заставляет его замолчать на полуслове. Через несколько мгновений звук повторяется вновь. Или это эхо? Радостный гомон мостика моментально стихает, встревоженные взгляды устремляются за правый борт:

– Мина? – нарушает тишину чей-то неуверенный голос.

– Тогда уж две… Была пара взрывов, и не похоже на артиллерию. Ее уже почти и не слыхать…

– Помоги им Господь… – тихо вздыхает кто-то рядом.

Как же медленно тянется время!.. В течение следующих полутора часов я только и делаю, что проглядываю глаза, стараясь разглядеть хоть что-то. Однако, кроме штормящего моря, теряющегося в низких серых облаках, мне не удается увидеть ничего. Ровным счетом… Наконец видимость начинает улучшаться.

– Дым справа, позади!.. – Все это время Редькин не отлипал от подзорной трубы. – Два, три, четыре… – считает он. – Пять!.. Возвращаются!.. Все целехоньки!

– Откуда вам знать про их целость?.. Пять дымов на горизонте – еще ни о чем не говорят… – немедленно парирует недовольный голос. Кажется, это Данчич.

– Слева, позади, вижу еще… Один, два… – угрюмо перебивает Вырубов. – Три, четыре…

– С «Нахимова» сигнализируют, только что отрепетовали на «Александре»… – Шишкин беззвучно шевелит губами, разбирая. – Вижу противника позади, четыре корабля… – Через минуту он же добавляет: – Вижу еще три, итого – семь единиц.

Топот сигнальщиков внизу. К фалам подбегает один, за ним следом второй… Лихорадочно цепляют флаги. Через минуту сигналы расшифрованы: «Всем кораблям иметь бесперебойно работающие телеграфные аппараты. Перестроиться в боевой порядок согласно утвержденному строю. Судам первого отряда иметь ход четырнадцать узлов, иметь пары на пятнадцать. Первому отряду совершить последовательный поворот на восемь румбов влево. «Ослябе» принять в кильватер «Орлу», «Бородино» замыкает строй первого отряда».

Мостик мгновенно пустеет, остается лишь вахтенный да пара матросов. Устало облокотившись спиной о переборку, скрещиваю руки на груди. Итого – нас засекли. Остается неясным лишь один вопрос: во сколько, а главное – где появятся основные силы японского флота? Словно вторя моим мыслям, слух улавливает четыре удара колокола.

– Два часа дня… – почти механически шепчу я.

И те и другие – еще далеко, и наша эскадра медленно и неуклюже приступает к перестроениям. Со стороны кажется, что строй кораблей превращается в натуральную куча-малу: «Суворов» увеличивает ход, рыская влево, идущий следом «Александр» повторяет наш маневр. «Бородино» зачем-то уходит правее, дальше почти ничего не разобрать… Меня не отпускает стойкое ощущение, что столкновений этим огромным железякам удается избежать каким-то разве что чудом… И это под самым носом японцев?..

– Команде обедать!.. – разносится призывный крик от кормы до носа.

Война войной, а обед – по расписанию: палуба быстро заполняется нижними чинами с посудой в руках. Запах наваристого борща из бачков заставляет голову вернуться к бренному, а желудок – негодующе возопить об испытываемой им вселенской пустоте…

Подчиняясь их зову и уже поставив ногу на ступеньку трапа, все же решаю побеспокоить вахтенного. Шишкин не отводит бинокля от части горизонта, откуда возвращаются наши:

– Все на месте, Борис Николаевич? Как там «Аврора»? Цела?

– Пока не разберу… – очень серьезно, без тени обычного задора бросает он. – Мешает дым от «Орла».

Бросив тоскливый взгляд за борт, где с каждой минутой все отчетливей вырисовываются корабли неприятеля, я все же покидаю мостик, быстро спускаясь в кают-компанию.

Странно. В моем представлении офицерский состав в эти мгновения должен быть подтянут и собран как никогда. Голоса – звучать строго, движения – быть скованными и сжатыми. Нервное же напряжение – достигать своего апогея, выражаясь в обрывистости фраз и концентрации на предстоящем бое. Переживаниях, в конце концов, за «Аврору» с отрядом крейсеров!.. Горела ведь?.. Ничего подобного не вижу и в помине: в дверях меня встречает громкий хохот над чьей-то соленой шуткой:

– Как вы говорите? Разрез глаз соответствует интеллектуальным способностям?.. – Несколько человек держатся за животы.

– Ой, господи, давно так не смеялся… Отмочили, Борис Викторович!..

– Еще что-нибудь давайте!..

М-да… О расовой этике, очевидно, тут сроду никто не слыхивал?.. Народу относительно немного, за столом даже есть свободные места. Тихонько присаживаюсь с краю. Тем не менее меня замечают:

– Господин поручик, отчего такой кислый вид?

– Вячеслав Викторович, очевидно, переживает… Не участвовали в морских баталиях?.. Будет что рассказать дома!..

Вот не люблю я, когда обо мне в третьем лице… Да еще и в подобном тоне! Спокойно зачерпнув суп из фарфоровой супницы, отыскиваю невежу. Встречаемся взглядами: автор наезда фон Курсель, прапорщик. Не разговаривал с этим товарищем ни разу, лишь здоровался. Перед ним на столе возвышается наполовину пустая бутыль с характерной надписью из трех букв. Почти идентичных в каком-то смысле русскому трехбуквенному сочетанию. Если брать в расчет потерю рассудка… Теперь ясна причина подобной развязности… Пьянство, господин прапорщик, до добра еще никого не доводило!