Когда я страдала наркотической зависимостью, психологи еще не понимали важности зависимости людей друг от друга. Страстную любовь считали болезненным пристрастием, родом наркотической зависимости, в особенности если человек и без того употреблял наркотики. В те времена любые отношения, в которые вступал зависимый человек, заранее называли созависимыми, даже если этот человек избавлялся от зависимости.

Несмотря на то что строгие научные исследования очень скоро показали, что нет никакого научно обоснованного способа отличить больных «созависимостью» от всех прочих людей, идея продолжала распространяться, и ее до сих пор всерьез воспринимают даже специалисты по наркотической зависимости. Книга «Никакой созависимости больше» до сих пор остается бестселлером среди книг о зависимости. Да, некоторые люди действительно проявляют зависимое поведение в своих отношениях, но это единичные случаи, не подкрепленные научными исследованиями и серьезной статистикой. Не существует «созависимых» личностей, нет болезни мозга под названием «созависимость». «Диагноз» созависимости не более достоверен, чем астрологический гороскоп, но менее интересен.

Мне теория созависимости нанесла большой вред. Когда я начала поправляться от наркотической зависимости, мне сказали, что, в принципе, всякий человек, который имел со мной какие-то отношения, просто разыгрывал созависимость. Это означало, что нет никакого реального способа отличить хорошие отношения от плохих. Я отчаянно нуждалась в любви и думала, что суррогат отношений – это лучше, чем ничего. Я не смогла понять, что то, что помогает отличить зависимость от страстного интереса, помогает также отличить нездоровую любовь от высочайшего чувства, доступного только человечеству. Если вы любите человека, наркотик или какой-то интеллектуальный интерес, если эта любовь подстегивает способность к творчеству, укрепляет связи и делает вас добрым, то это не зависимость, а если в результате вы становитесь одиноким, мрачным и оцепеневшим, то это и есть натуральная зависимость.

Сравните это рассуждение с мнением о «созависимости», согласно которому страстная любовь не может быть настоящей, и вы вдруг увидите, что отношения Ромео и Джульетты были всего лишь болезнью. Более разумным, на мой взгляд, представляется иной подход: одержимость может выйти из-под контроля, но любви присуща одержимость, и она должна быть такой, чтобы связывать любящих друг с другом. Когда человек любит, в его мозге снижается уровень серотонина; на самом деле он становится таким, каким он бывает у больных с навязчивыми состояниями. Снижение уровня этого нейротрансмиттера не всегда плохо. Быть одержимым, встретив человека, с которым вы хотите пройти жизнь до конца, – это здоровая и нормальная реакция. Если любовь остается безответной или любимый начинает злоупотреблять вашей любовью, то это другая история, но сама по себе одержимость не превращает любовь в наркотическую зависимость.

Если всепоглощающая страсть является патологической сама по себе, то любовь, конечно, болезнь. Но мне думается, что такое утверждение не только унижает человека и обесчеловечивает его; оно просто глупо. Отмахиваться от одного из самых мощных источников смысла и радости жизни – это плохой способ помочь людям. Тем же из нас, кто страдает зависимостями, такое мнение прямо говорит, что мы – недостойные любви чудовища, каковыми мы, собственно, себя и считаем. Это ничему не помогает.

Я еще не упомянула феминистскую критику созависимости, которая тоже очень важна и точна. Помимо всех прочих проблем, приклеивание к заботливому отношению ярлыка созависимости одним росчерком пера превращает в болезнь поведение, характерное по большей части для женщин. В результате они «слишком сильно любят», пренебрегая нормальными связями между людьми и собственными потребностями. Действительно, то же самое утверждал и официальный диагноз, напечатанный в диагностическом и статистическом руководстве по психиатрии во времена торжества идеи «созависимости», – «зависимость от веществ». Тем самым патологией была названа сама зависимость, хотя, как мы видели, физическая зависимость не является причиной болезненного пристрастия, причиной является навязчивость и деструктивное поведение.

Далее, утверждение о том, что женщина, старающаяся помочь своему мужу-алкоголику скрыть пьянство от его начальства, страдает «болезнью», потому что нормальной реакцией было бы заставить его самого отвечать за последствия, является не только неточным, но и непоследовательным и лишенным внутренней логики.

Попытка помочь любимому человеку, пусть даже неудачная, – это не болезнь, а поступок, достойный восхищения. Здоровые отношения – это необходимое условие для выздоровления: конечно, одной любви недостаточно, но без нее улучшение наступает у очень немногих. Любовь не всегда может вылечить от наркотической зависимости, но ее отсутствие или неспособность ее принять очень часто способствует возникновению зависимости. Сочувствие – это часть лечения, а не болезнь. Вера в то, что любовь можно заменить жесткостью, приводит к тому, что политика в отношении наркотической зависимости является катастрофически провальной и вредной.

Конечно, далеко не всегда легко определить, какие отношения являются здоровыми, а какие – нет, понять, какие отношения являются слишком страстными, а какие нормальными, а также разобраться, продлевают отношения вашу жизнь или укорачивают. Человеческие отношения – очень запутанная вещь, и предсказания в отношении их будущего не всегда корректны. Если ваши друзья ненавидят вашу новую подругу, то трудно сказать, придираются ли они к ее неумению легко с ними ладить, или они видят изъяны, которые скрыты от ваших глаз. Точно так же трудно, глядя извне, сказать, является ли ваше увлечение скалолазанием здоровой одержимостью или опасным эскапизмом. Всегда сложно взвесить соотношение рисков и приобретений, когда имеешь дело со страстными увлечениями.

Конечно, все эти определения являются субъективными, и поэтому наркотическую зависимость трудно охарактеризовать и найти способы справиться с ней. Зависимость, как и любовь, имеет глубокие корни в контексте окружающей культуры. Это не означает, что они нереальны, но означает, что их нельзя определять «вообще», а понять их можно только в конкретном контексте их возникновения. Прием одного и того же психоактивного вещества может быть здоровым для одного человека в определенных условиях, но быть патологическим для другого или того же человека, но в иной ситуации. Стакан вина в день может быть полезной привычкой в среднем возрасте, но прием алкоголя становится вредным, если вы не можете остановиться даже в тех случаях, когда одновременно принимаете лекарства, которые нельзя совмещать с алкоголем. Точно так же страстная любовь может быть здоровой для одних отношений, но вредной для других.

И, помимо всего, привязанности выковываются обучением. Очень важно помнить, что обучение в процессе становления любви или наркотической зависимости отличается от обучения, в результате которого вы усваиваете какие-то научные факты. Роль окситоцина, допамина и естественных опиатов, определяющих неослабевающую тягу к воспоминаниям о былых страстях, показывает, что любви и другим пристрастиям мы обучаемся более прочно, нежели вещам, имеющим для нас гораздо меньшее значение. Отчасти функция эмоций заключается в облегчении прочного запоминания, и поэтому обучение любви или зависимости буквально въедается в нас. Эти воспоминания не просто хранятся где-то в памяти, как безличные сведения; изменения, вызываемые таким обучением, являются более глубокими, более долговечными и более отчетливыми. Именно поэтому намного легче запомнить свою первую любовь, чем какой-то учебный материал, который вы проходили в школе в то же самое время. Изменения, обусловленные любовью и зависимостью, меняют нашу личность и ценности, а не просто добавляют нам знаний.