– Да, но он и не знает, может, туалы и не ушли! – воскликнул Халльмунд. – Может, они, тролли драные, еще сидят в наших домах и дожидаются!

– Они дождутся! – крикнуло сразу несколько голосов, и вся дружина зашумела, закричала.

Коварное, наглое нападение на их дом того самого племени, которому они только что предлагали родство и дружбу, до глубины души возмутило фьяллей, и теперь все чудеса острова Туаль казались отвратительными. Все это был обман, морок, как в сагах, где вонючее болото представляется замороченному пышно убранным покоем, а вода и папоротник – пивом и мясом. Многие в сердцах срывали с себя туальские пряжки и застежки, которыми еще вчера любовались, и топтали их, не желая иметь ничего общего с этим народом предателей!

Быстро собравшись в дорогу, дружина выступила в тот же день. Обоз с собранной данью оставили под незначительной охраной, велев потихоньку ехать следом. Теперь Торварду стало не до селедки и овчин. Аринлейву, утомленному многодневной скачкой на быке, кюна Ульврун предлагала задержаться в усадьбе Пограничье и отдохнуть, но тот и думать не мог отстать от конунга, всей душой стремясь домой – он ведь тоже не знал, чем окончился набег, не лишился ли он родного дома и всей семьи! Торвард конунг выделил ему коня, и Аринлейв уехал со всеми, ведя за собой в поводу своего неутомимого быка.

Но от одного бергбурского быка на всю дружину толку не было, и обратный путь занял целых две недели. Торвард похудел за это время, втайне почти жалея, что не выучился у матери трудному колдовскому искусству «хамфар» – искусству переносить свой дух в тело животного или птицы и лететь на заимствованных крыльях. Собственно колдовство – занятие бабье и мужчине не к лицу, но Торварду сейчас было на это наплевать и он многое отдал бы, чтобы прямо этой же ночью увидеть Аскефьорд!

На побережье стало легче: здесь уже вовсю ходили рассказы, слухи и всевозможные толки о туальском набеге. Последний раз заночевали в Лебяжьем фьорде, том самом, где сыновья Хродмара укрыли уведенные у туалов коракли. Местные жители были горды и счастливы, что давали у себя приют отважной дружине братьев Хродмарингов и их добыче. Слушая про сотни отрезанных туальских голов, хирдманы и ярлы радовались, что враг получил достойный отпор. Здесь уже знали и о том, что в конце концов кюна Хёрдис призвала на помощь бергбуров и с их помощью отбила у туалов все захваченное, а самих нападавших прогнала за море. Рассказы эти были довольно путанны, преувеличенны и местами малоправдоподобны, но в главном справедливы, так что когда Торвард конунг на другой день прибыл в Аскефьорд, ему уже мало о чем оставалось узнать.

Сыновья Хродмара ходили гордые, чувствуя себя победителями, и хозяева спасенной ими скотины действительно готовы были на них молиться. Халльмунд сын Эрнольва бушевал, обнаружив, что его любимый «Единорог» уведен, и туальские «паршивые корыта», которые ему великодушно предложили взамен довольные собой Хродмаринги, не могли его утешить. К приезду Торварда конунга все потери уже были подсчитаны: три корабля, съеденная туалами скотина и кое-что из пожитков, которые увез на побережье Бран сын Ниамора еще до встречи туалов с бергбурами, – вот и все.

А еще тридцать шесть человек убитых, включая Гунн дочь Хроллауга, и одна увезенная – Сэла. Аринлейв чуть не рвал волосы от досады и злости на собственную недогадливость: что ему стоило разбудить Сэлу и как-нибудь утащить ее с собой! Спящие, обессиленные ночью туалы едва ли смогли бы ему помешать! А теперь она в плену, за морем, и неизвестно, что с ней теперь, удастся ли когда-нибудь ее освободить.

Торвард конунг был в эти дни мрачен и молчалив, но в его намерениях никто не сомневался. Дружина оживленно обсуждала весенний поход на Туаль, только уже не с подарками.

– К лету мы вернем твоего «Единорога» из плена, так что не плачь, борода! – обещал Эйнар Дерзкий.

– Я рада, что наша дружина не хочет спустить обиды! – подхватила кюна Хёрдис. – Но мне тут видится одна трудность: при свете дня туалы непобедимы.

– Я не спешил бы так говорить! – возразил Эрнольв ярл. – Мы дрались с ними, и у них тоже были убитые.

– Ночью! – крикнула кюна, и сыновья Хродмара опять приосанились.

– Днем! – непреклонно поправил Эрнольв. – Даже женщина, умевшая держать в руке оружие, сумела убить одного из них.

– Просто они растерялись.

– Если бы ты была воином, кюна, то знала бы: уметь заставить противника растеряться – тоже часть искусства боя. И Стуре-Одд тоже убил одного.

– Ну, он колдун!

– Он не единственный в Аскефьорде, кто владеет чарами. Ты, кюна, могла бы придумать какое-нибудь средство увеличить силу наших мечей не только ночью, но и днем.

– А почему бы не напасть на них ночью? – крикнул Фреймар сын Хродмара, который жаждал продолжать свои подвиги. – Это дает очень хорошие плоды!

– Да уж я видел вашу добычу! – с досадой согласился Торвард конунг. Ему уже показали лощину в скале, поодаль от жилья, куда побросали головы туалов и завалили сверху камнями. – Но убивать ночью – позор. Вам пришлось поступить так по необходимости, я вас не виню. Но не хотел бы я сам так отличиться!

– Необходимость никуда не делась, конунг! – поддержал Ингимар старшего брата, который слегка надулся. – Нас было мало, а их много, но даже если ты приведешь войско в десять раз большее, все равно при свете дня с ними не справиться. Спроси у людей, кому случалось с ними драться! У нас тридцать шесть убитых, а у них – трое или четверо. Это слишком высокая цена, они того не стоят!

– А ты что скажешь нам, кюна? – повторил Эрнольв ярл, настойчиво глядя на Хёрдис своим единственным глазом. Весь его вид говорил: раз уж мы почти тридцать лет терпим кюну-ведьму, должна же быть от нее какая-то польза!

Хёрдис помолчала, потом усмехнулась, причем правая половина рта и правая бровь у нее заметно дернулись вверх: вот и главный недруг признал ее способности и просит помощи! Кому что, а ей этот злосчастный набег приносит только славу и почет! Уж если кто удачлив, то это на всю жизнь, нравится это кому-то или нет!

– На всякого сильного сыщется сильнейший! – пословицей ответила она и загадочно промолчала о дальнейшем.

У кюны Хёрдис имелось в жизни мало друзей. Таких, кому она полностью доверяла, с кем делилась своими тайнами и у кого охотно искала помощи, насчитывалось всего трое. Очень разных, их объединяло одно: все трое не были людьми и не владели человеческой речью. Первым был пес по имени Серый, с которым Хёрдис дружила еще там, на родине, когда жила среди домочадцев Фрейвида Огниво, никого не любящая и никем не любимая, кроме этого пса. Он был ее постоянным спутником и собеседником, а иногда и помощником; он носил ей по ночам кусочки и корочки, когда она целых полмесяца сидела запертой в лодочном сарае и Фрейвид хёвдинг велел ее не кормить, пока она не скажет то, что он хочет от нее услышать. Серый последовал за ней и потом, когда она очутилась в пещере великана Свальнира, и погиб через год, глупо и безвременно, во время гонки за лисой напоровшись грудью на острый сук.