— Людка влюбилась? — удивлённо произнесла Вика. — Ладно она влюбилась, а он, что тоже?

— Представляешь… Там такая страсть…

— Ну вот, не прошли даром уроки Риткины. Нашла все-таки своё. А мы думали, что так и будет завидовать и объедки с нашего стола подбирать.

— Получилось так, что вы одновременно пропали, мистика какая-то. Но я с первого дня не верил, что с тобой что-то плохое случилось. Если, конечно не считать плохим, то, чем ты занимаешься.

— Давай эту тему больше не поднимать. Хорошо? Я же не проститутка подзаборная, которая по пять раз на день даёт кому попало за две копейки. Я снимаюсь не больше четырёх-пяти раз в год. А всё остальное время, я порядочная девушка, у которой даже иногда случаются истерики от чрезмерно долгого воздержания.

— То есть мне повезло, что у тебя вчера было… Была съёмка.

— Смешно, — ехидно отреагировала Вика.

— А ведь я был вчера в том ангаре, где ты снималась, и всё видел. Я даже видел как ты вырвала после того как зашла в гримёрку.

— Как это? У тебя есть способность видеть сквозь стены?

— Нет. Я был на верху… Под потолком.

Валерка рассказал всю историю своего нелегального проникновения. От услышанного Вика пришла в дикий восторг.

— Мне теперь не отвертеться. Ты вырос в моих глазах.

— А ты всегда была для меня недосягаемой богиней. Я так завидовал тем, кто мог быть с тобой. Я кассету эту до дыр засмотрел, и представляешь, у меня ни разу даже не встал.

— Так отвратительно? — с наигранной тревогой спросила Вика.

— Нет. Ты прекрасна… Я ведь смотрел не на то как тебя трахают, я любовался девушкой, которую любою… И очень хотел убить твоих, как ты говоришь, партнёров.

— Забудь о них.

Вика обняла Валерку и нежно поцеловала.

— Я никогда никого так не целовала, потому что никогда никого не любила. А тебя, кажется люблю.

И снова их губы слились в поцелуе, но только теперь он был страстный и долгий, когда перехватывает дыхание и сердце колотится в предвкушении продолжения. Вика волновалась не меньше Валерки, может быть впервые в жизни, если не считать того вечера, когда она голая стала перед камерой Иштвана, но то было совсем другое волнение.

Халатик, держащийся только на пояске, упал к её ногам, она дрожащими пальцами расстёгивала пуговицы на Валеркиой рубашке, а он не мог даже пошевелиться, едва касаясь её тела, почти одеревеневшими руками, не в состоянии оторваться от её губ, даже когда почувствовал во рту привкус крови, которая начала сочится из трещинки.

Переступая через одежду, и не ослабляя объятия, они так и рухнули на диван. Вику не смущало отсутствие накачанного пресса и вздувшихся мышц на его руках, её не волновали размеры члена и его чистота, ей просто хотелось, чтобы это случилось, хотелось так сильно, что внутри всё кипело. Если бы сейчас была рядом камера, то получилась бы отличная сцена, настоящая, без всякого притворства и лжи. Но об этом Вика не думала, она растворилась в наслаждении, которого давно не испытывала. А испытывала ли она его вообще когда-нибудь?

Ощущения Валерки можно было бы описать одной лишь фразой — вершина блаженства. Забылось всё: злость, которая копилась годами, обида, ревность, осталась только любовь, которая никуда не девалась. Всё, что с ними сейчас происходило, не поддавалось логике и не могло ассоциироваться с банальным словом секс. Это была любовь…

Если бы телефонный звонок прозвучал несколькими минутами раньше, то они, вполне возможно, даже не отреагировали бы на него, но сейчас, когда свершилось то, о чём один мечтал, а другая хотела, можно было и ответить.

— Вики, срочно приезжай в госпиталь! — услышала она в трубке истошный вопль Сильвии.

— Зачем? — расслаблено произнесла Вика.

— Господин Молнар умирает!

— Что случилось!? — закричала она.

— Он попал в аварию… Зовёт тебя…

Иштван всю жизнь задавался вопросом — зачем кто-то сделал так, что банальное проникновение друг в друга с целью получения потомства, превратилось в некое таинство, при умелом использовании которого, совокупляющиеся особи получают наслаждение несравнимое по своей остроте ни с чем другим. И вообще, зачем это разделение на мальчиков и девочек, все эти замысловатые дырочки и витиеватые отросточки? Почему одних так возбуждают округлости в районе груди, а другие не могут спокойно смотреть на место, расположенное внизу спины. Что в них такого, что заставляет наполняться кровью органы, отвечающие за половые признаки, и почему обязательно их нужно воткнуть друг в друга, при этом соблюдать какие-то правила, типа — шампанское, цветы, бельишко шёлковое, носки чистые… Не проще ли было потереться носами и тем самым передать друг другу семенной материал или плюнуть друг другу в рот, и через какое-то время одновременно забеременеть. Насколько было бы проще всем жить. Никаких тебе проблем — хочу, не хочу, голова болит, у меня эти дни, я устала, у меня не стоит, ты мне изменяешь, а я видела как ты дрочишь в ванной, сама дура, не храпи, собирай вещи и уходи, хочу брюлик, пошла нахер, а у тебя изо рта воняет, я люблю тебя, возьмёшь в рот, купи машину… А это совместное проживание в замкнутом пространстве. Это же вообще ужас — утренний выход из спальни в застрявших в задницу трусах, синяки под глазами, взъерошенные волосы, вонючие тапочки и в довершении картины бытия мелодичный пердёж, доносящийся из туалета. И после этого нужно убедить себя, что всё это любовь.

После того как Вика переехала на другую квартиру, Иштван словно с цепи сорвался. Девушки, прошедшие очередной кастинг, одна за одной оказывались у него дома, и не просто так, а с последствиями. Оргиям, которые он устраивал, не было конца. Он словно мстил за собственное неумение удержать ту, которую считал своей. Девушки думали, что отдавшись своему будущему шефу, они смогут обеспечить себе безбедное будущее и гарантировать постоянную занятость не только в его постели, но и на съёмочной площадке, но у него были совсем другие планы. Отработанный материал, Иштван отправлял, как он говорил, на утилизацию, пополняя телами не очень умелых девиц растущие как грибы после дождя публичные дома. Ему ничего не стоило поступить точно так же и с Викой, ведь она была в ещё более шатком положении, чем местные, но он этого не делал, не объясняя причин даже самому себе.

Иштван заметил, что она ушла со съёмок ни с кем не попрощавшись. Отработала, как всегда, великолепно, и что стало причиной внезапного отъезда он не стал выяснять, а сделал всё так как делал и раньше, собрал троих старлеток, которые мелькали в массовке и объявил, что они приглашены на вечеринку. Радости было, как-будто все вместе получили Оскара.

— Через пять минут в моей машине, — распорядился Иштван, — кто опоздает, сладкого не получит.

И девчонки побежали в гримёрку собирать свои вещи и прихорашиваться.