— На ваше усмотрение. Я распоряжусь, чтобы персонал держал диагноз в тайне. И не переживайте, на ноги мы его поставим. А дальше сами…

— Спасибо вам, доктор.

Когда Вика вернулась в палату, то адвоката там уже не было. Она подвинула стул, и села поближе.

— Мне доктор только что сообщил, что с тобой всё будет хорошо. Скоро будешь бегать как мальчик.

— Боюсь не скоро.

— Всё не так страшно, как казалось раньше, — нарочито бодро произнесла Вика, — я видела снимки… Ты только не грусти. А что это за человек был у тебя?

— Это Фельдеши, мой адвокат.

— А зачем тебе адвокат?

— Мы составляли завещание.

— Опять ты туда же, — возмутилась Вика. — Зачем тебе завещание? Я же тебе сказала — всё будет хорошо.

— Может быть хорошо и будет, но лучше перестраховаться. На будущее. — Иштван улыбнулся. — А то опять приспичит ночью с девками погонять по городу… Кстати, как они?

Вика отвернулась, чтобы он не видел её слез.

— Что все? — спросил он.

Она кивнула.

— Какой я все-таки идиот.

— При чём тут ты… Следователь сказал, что просто лопнуло колесо. В самый неподходящий момент. Машину занесло… И всё…

— Возьми на тумбочке конверт, — сменил тему Иштван.

— Что здесь?

— То самое завещание. Подписано, заверено, конверт опечатан. Как говориться, вскрыть по необходимости. Ну сама понимаешь…

— А зачем оно мне?

— Никому не доверяю. Пусть храниться у тебя.

— Это большая честь для меня, — саркастично произнесла Вика. — Чем же это я заслужила такое доверие?

— Фактом своего существования.

Огромная деревянная трость с массивным набалдашником стала для Иштвана неотъемлемым атрибутом его новой жизни. Вика нашла её у одного торговца антиквариатом, и тот утверждал, что она когда-то принадлежала императору Австро-Венгрии Францу-Иосифу. Врал, конечно, но было приятно покупать и дарить.

Трудно было привыкнуть к новому образу Монти. Пока он лежал в больнице, накачиваемый лекарствами, то стал ещё толще, что сильно затрудняло процесс реабилитации, но упорство взяло верх. Но изменился он не только внешне, особенно почувствовались изменения в характере после того, как Иштван понял, что закончился как мужчина. И это хорошо, что его организм был переполнен различными химическими препаратами и пить было строго запрещено, а то бы точно превратился в алкоголика. Но с другой стороны, руководить процессом производства порно стало намного легче, он перестал отвлекаться на собственное возбуждение, хотя и не мог отказать себе в удовольствии затащить очередную старлетку в постель, просто поваляться с ней, поласкать её прелести… а потом мирно уснуть и наутро всё забыть.

И когда на студии появилась новенькая, никто даже не обратил на неё особого внимания. Ну разве что от других девчонок она отличалась невероятно грустными глазами. Но именно это тронуло Вику, когда она впервые встретилась с ней на студии.

— Кто такая? — спросила она Сильвию.

— Зовут Юдит, — затараторила она, сев на своего любимого конька. — Тут такое было! Такое… Потом расскажу, на бегу не получится. В общем, Монти в восторге от неё. Сказал готовить к съёмкам. Кстати, он тебе ничего про это не говорил?

— Нет. А что он должен был мне сказать? — удивилась Вика.

— Он хотел, чтобы ты… Как бы это поделикатнее сказать… Взяла над ней шефство, что ли.

— Это даже интересно. Но я дождусь, когда он сам мне об этом скажет. А что там за фильм? Кто снимается?

Сильвия открыла журнал и полистала страницы.

— Ну ты снимаешься. Это даже не обсуждается. Юдит тоже есть в заявке…

В это время, опираясь на палочку и прихрамывая, в холл вошёл Монти, он остановился возле стола.

— Что обсуждаете, красавицы?

— Новенькую, — моментально отреагировала Сильвия.

— Кстати, о новенькой, — он повернулся к Вике, — зайди ко мне, есть разговор.

Сильвия хитро подмигнула, что означало — я тебе ничего не говорила, Вика понимающе кивнула в ответ. Монти грузно опустился в кресло и сразу же начал раскуривать сигару.

— Она уже тебе всё рассказала?

— Нет, — соврала Вика, — я просто спросила об этой девчонке, а тут ты зашёл.

— Хорошо, поверим, — он откинулся на спинку кресла. — Я с америкашками затеваю новый фильм. Хочу обкатать Юдит. Возьми её на воспитание. Научи всему тому, чему я когда-то научил тебя. Она колючая, строптивая, но такая милая. Спит со мной рядом, как котёнок.

— Откуда она?

— Сама пришла на кастинг. Я как увидел её, просто обалдел. Она мне чем-то тебя напомнила…

В глазах Иштвана появилась какая-то теплота, он смотрел на Вику, и этот взгляд говорил о многом.

— Попробую, но только условие, она всё это время будет жить у меня. Кстати, когда съёмки?

— Через месяц.

Юдит действительно оказалась котёнком, но только избитым, истерзанным, запуганным, которого проходящий мимо добрый дядя спас, вытащив из бочки с водой, где этот милый котёнок должен был обязательно утонуть. Она была ещё совсем девочка, по крайней мере выглядела не на свои семнадцать, а значительно младше, но жизнь успела потрепать, и не только её душу, но и тело. Несколько лет отчим насиловал её, угрожая расправой, если та хоть что-то расскажет матери, и Юдит не наложила на себя руки только из-за того, что ублюдок переключился бы на её младшую сестру. Что привело её на кастинг в студию Монти, она так и не смогла объяснить, да, собственно, Вика и не настаивала.

Легко было сказать — научи. Чему научить? Как красиво заниматься сексом перед камерой или умению получать удовольствие от секса? Сомнительно, что после всего пережитого Юдит сможет испытывать наслаждение от этого. Вообще удивительно, что она решила искать спасения здесь.

Прошло всего лишь несколько дней после её переезда, и Вика вдруг почувствовала, что-то неладное внутри себя. Она совсем по другому стала смотреть на эту девочку, которая внезапно перестала быть для неё просто соседкой, сожительницей, новой подругой, ученицей. Признаться честно, Вика ведь однажды уже согрешила, влюбившись в свою подругу. Влюбилась, и не знала, что это любовь, называла её девичьей дружбой, придумывала какие-то другие оправдания своему влечению к ней. Она вспомнила как в юности ревновала Риту ко всему, что движется, даже к кусту под которым та садилась пописать, потому что он, тварь, видел то, что видеть не должен, и что только она имеет на это право — смотреть на неё и любить её. Вика не любила классических лесбиянок с хриплыми голосами и отсутствием всяких признаков женственности, для неё были неприемлемы их развязность и воинственное мужененавистничество, ей не нравилось как они сбиваются в стаи и ходят толпами на концерты своих кумиров, она не понимала почему нужно коротко стричься и напяливать на себя какие-то убогие шмотки, чтобы зачем-то походить на мужиков. Да, природа надругалась над многими, обделив красотой, а любить и быть любимой очень хотелось… А Вика была настоящая женщина, такая, на которую засматривались на улице мужчины и на изображение которой было излито несколько тон спермы страстными любителями порнушки. В глубине души ей это нравилось и это льстило её самолюбию, но ещё глубже вдруг проснулось совсем другое чувство.