Перекрестье плавно переместилось от головы бывшего подопечного ниже – вдоль позвоночника. Нервно поблуждало по спине – в районе левой лопатки и вновь возвратилось к затылку.

Злорадно ухмыльнувшись, наскоро осенив себя крестом и что-то прошептав на грузинском, Леван мягко нажал на курок…

О том, что Барклай пропал без вести, она узнала случайно – из телефонного разговора с подругой-врачом, работавшей в медсанчасти гарнизона «Южный». Страшная новость ударила наотмашь, обожгла – в глазах потемнело, сотовый телефон выскользнул из дрожащих непослушных пальцев и, упал на асфальт, с сухим треском рассыпавшись на множество частей…

Двое суток Виктория пролежала в постели – не было ни сил, ни желания подниматься, что-либо делать. И опять родители, ни на шутку перепугавшись, кружились возле единственной дочери. И опять, роняя на подушку слезы, она каждую ночь вспоминала Всеволода: поминутно восстанавливала в памяти тот осенний день, когда он внезапно появился у калитки. Заново погружалась в нежные объятия его сильных рук; снова слышала долгожданные признания в любви и, ругая себя, представляла растерянного Барклая, стоящего у окна и выслушивающего необъяснимую глупость об уважении и симпатии…

Но гораздо ужасней были другие воспоминания. Сердце девушки разрывалось, когда вновь приходилось переживать ту кошмарную пустоту, в которой внезапно оказалась после его ухода. Вначале она неподвижно стояла на том же месте. Потом не выдержала, бросилась к окну и зацепила взглядом лишь мелькнувшую в проеме калитки мужскую спину. С четверть часа металась по дому, с трудом сдерживая рвавшиеся наружу стоны, рыдание, истерику… В конце концов, побежала к машине и сломя голову понеслась к вокзалу – догнать, рассказать о неистовой к нему любви, вернуть дорогого и единственного человека…

Не вышло. Не успела.

Да и не знала: поездом, автобусом или на такси уехал Всеволод в свой гарнизон.

Не получилось, за что теперь и приходилось расплачиваться мучительным сожалением, болью, отдающей прямо в сердце. Ведь все могло сложиться иначе…

Она ненавидела эту формулировку: «Пропал без вести». Сколько уж их пропало – кануло в вечность, пока довелось поработать в гарнизон «Южный»!.. За три года чудо случилось однажды – разведка каким-то образом выяснила: пропавший спецназовец жив и томится в плену. Командование через посредников вышло на полевого командира; переговоры были долгие, трудные и, в конце концов, счастливчика на кого-то обменяли.

Остальные до сих пор числились в том списке «подвешенных» между жизнью и смертью, хотя почти все обитатели гарнизона, не произнося вслух, понимали: этих людей никогда уж больше не вернуть, не увидеть…

Немного оклемавшись после страшного известия, Виктория приехала к командиру бригады и узнала ужасные подробности гибели группы Барклая. Но даже после того обстоятельного разговора не хотелось верить в его смерть – нескольких тел на месте катастрофы вертолета обнаружить не удалось. Разум с холодным бесстрастием отвергал возможность чудесного совпадения, а сердце упрямо заставляло надеяться…

Она и верила, и не верила…

И тоска со щемящей болью тянула, звала к тем местам, где они когда-то бывали вместе. Она заходила в уютное кафе и садилась за тот самый столик, за которым неоднократно ужинали, болтали, улыбались друг другу; повторяла маршрут их вечерних прогулок – бродила теми же улочками; подходила к его дому и подолгу смотрела на темные, безжизненные окна в четвертом этаже… Трижды, не отдавая себе отчета, зачем-то ездила на железнодорожный вокзал в Минводы – просто стояла на перроне и встречала поезд из Грозного с зыбкой, отчаянной надеждой: а вдруг мелькнет знакомое, дорогое лицо?..

* * *

Утром тридцатого декабря Вика снова отправилась в небольшой городок, приютивший на своей окраине гарнизон «Южный». Тоска по пропавшему Всеволоду привела ее в то же кафе с неброской надписью «Визит» на светло-бежевой вывеске…

Посетителей до обеда здесь и раньше бывало немного, а уж накануне всеми любимого праздника в зале с приглушенным ровным светом она насчитала двоих: в самом углу за чашечкой кофе читал газету старичок, а у барной стойки завис прыщавый юнец в мятых джинсах и длинном белом свитере навыпуск.

Девушка повесила на крючок короткую дубленку, подошла к знакомому столику, села, бездумно полистала меню…

– Вы уже выбрали что-нибудь? – заботливо поинтересовался официант, вынырнувший из полумрака.

– Бокал сухого вина, пожалуйста. Или нет – лучше два.

– Может быть, бутылку?

– Хорошо. Принесите бутылку и два бокала.

– Вы кого-то ждете?

– Мне просто нужно два бокала.

– Понятно, сделаем. Из закуски могу предложить салаты, горячие блюда…

– Нет, спасибо. Только вино. Хотя… захватите кусочек хлеба.

– Одну минутку… – поклонился он и исчез.

Заказ был исполнен расторопно; молодой человек откупорил бутылку, аккуратно наполнил оба фужера…

– Если вам что-то понадобится – я за стойкой, – известил он удаляясь.

Заняв же свое место напротив прыщавого паренька в свитере, кивнул на симпатичную шатенку и, хитро подмигнув, поделился впечатлением:

– Не первый раз ее вижу. Знойная стервочка…

Приятель оглянулся, с интересом осмотрел привлекательную особу в короткой юбке и полусапожках на высоком каблуке. Оценив же стройность ножек и соблазнительность форм, проскрипел:

– Ничего бабенка. На разок бы сгодилась.

– Видать у мадам неприятности – целую бутылку собралась вылакать в одиночку…

Не замечая пристального к себе внимания, Вика положила хлеб на бокал Барклая, подняла свой и, вздохнув, прошептала:

– Я знаю: ты никогда не вернешься. Такие всегда доводят дела до конца, до логического завершения и… не возвращаются. И все же я хочу выпить за тебя, Всеволод!

Вкусив терпкий, приятный вкус красного вина, она вновь наполнила бокал; помолчала, разглядывая рубиновые блики на столе…

– Упокой твою душу, Господи. Где бы ты сейчас ни находился, пусть тебе будет хорошо!.. – произнесла девушка прежде, чем осушить вторую порцию.

Парни продолжали без утайки наблюдать за одинокой незнакомкой.

– Займись – времени у тебя навалом, – посоветовал гарсон, поочередно натирая полотенцем стоявшие длинным рядком сауэры.

– Легко! – допивая дешевое пиво, оскалился прыщавый. – Не даст, так винцом угостит! Пиво уж надоело…

– Верно мыслишь, – усмехаясь, согласился тот.

Наполненный и предназначенный для любимого мужчины бокал так и стоял нетронутым. Стоял именно там, где он обычно садился. Взор ее затуманился то ли от слез, то ли от выпитого вина, но рука сызнова потянулась к бутылке…