Внезапно рядом возникла фигура официанта:

– Позвольте за вами поухаживать.

А пока он наполнял фужер, кто-то бесцеремонно уселся на место Всеволода…

– Что это значит?! Здесь занято! – возмутилась Виктория – напротив маячила довольная физиономия прыщавого мальчишки.

– Вы его не бойтесь, он у нас безобидный, – успокоил служащий кафе, незаметно поставив на стол третью емкость. – Еще что-нибудь желаете?

– Я хочу, чтобы он освободил это место! – стараясь казаться трезвой, отчеканила она.

– Пересядь, – распорядился молодой человек.

– А тут разрешается? – съязвил юнец, перемещая костлявую задницу на стул, стоящий рядом с девушкой.

С молчаливым отвращением Вика разглядывала непоседливого нахала и не спешила с ответом…

«А почему бы, не попробовать излечиться от воспоминаний более радикальным способом? – внезапно подумала она. – Всеволод меня держит, не отпускает. Сколько уж не нахожу себе места? Так недолго сойти с ума. А что если сотворить нечто ужасное, нестерпимо гадкое, мерзкое?.. Такое, после чего неотступно преследующий образ Барклая непременно возненавидит, забудет, исчезнет, навсегда отпустив на волю. Вот взять и дозволить этому самодовольному ублюдку исполнить все похотливые желания, нарисованные на пакостной прыщавой роже! О возвращении хотя бы на одну ночь к бывшему мужу я уж думала, но его кандидатура не годится – все ж, когда-то любила… – мучительно искала она выход из безнадежного тупика. – А вот этот уродец, пожалуй, устроил бы!.. Вполне походящий тип – хуже не сыскать во всем городке!..»

Худая тщедушная ладонь с обгрызенными ногтями на пальцах потянулась ко второму, наполненному вином бокалу.

– Не тронь! – повысила голос шатенка и пододвинула к нему бутылку с остатками вина.

Прыщавый плеснул из нее в пустой фужер и скрипучим голосом представился:

– Геннадий. А тебя как предки нарекли?

– Геннадий… – повторила она и усмехнулась фамильярности. – Гена, значит?.. Я тебя буду звать Крокодилом. Не возражаешь?

– Мне пофиг, зови, как хочешь, – оскалил тот в широкой улыбке неровные зубы. – Давай, за знакомство.

Виктория уже пила через силу; мальчишка же запросто влил вино в большой, как у птенца рот, и с той же беспечностью опустил ладонь на запястье соседки. Не услышав протеста, мгновенно осмелел – погладив руку, коснулся плеча, волос…

Она закрыла газа, опустила голову, с брезгливой дрожью вынося отвратительные прикосновения. Потом ладонь прыщавого убралась, исчезла. И вдруг появилась под столом, мягко опустившись на ее коленку…

«Ну вот, не долго пришлось ждать. Надеюсь, Всеволод это видит. Или чувствует мою измену, – обреченно подумала молодая женщина. – Давай, Крокодил – действуй. В другой раз давно получил бы бутылкой по убогой мордашке. А сегодня все можно. И даже нужно. Давай же, не стесняйся!..»

И тот не стеснялся. Напротив – не встречая сопротивления, наглел с каждой минутой – рука уж не робко покоилась на гладком бедре, а сновала челноком, с каждым движением забираясь выше под юбку…

– Закажи мне водки, – тихо попросила она.

– А ты заплатишь?

– О, господи!.. Не волнуйся, мальчик.

– Может, лучше коньячку? – воодушевился тот.

– Все равно… – пожала плечами Вика.

– Что у нас с коньяком, Артем? – обернувшись, на весь зал крикнул юнец.

– Очень большой выбор, – вырастая перед столиком, заученно отвечал официант. – Но из настоящих – армянский «Отборный», «Дагестанский», кизлярского разлива. Могу предложить и французский.

– Мне все равно… – монотонно повторила она, не замечая едких улыбок парней.

– Тогда это, Артем… принеси грамм по сто пятьдесят французского и это… чем там его закусывают?

– Лимон, шоколад, кофе… – начал перечислять вышколенный молодец, завистливо кося на левую руку знакомца, обосновавшуюся на ровной женской ножке.

Прыщавый отмахнулся, подвинул свой стул вплотную к девице. Усевшись поудобнее, закурил, сделал несколько жадных затяжек, поднес к ее лицу обмусоленный фильтр. Она обхватила его губами, затянулась, закашлялась…

В зале погасло центральное освещение – вокруг стало еще сумрачнее. Пенсионер в углу недовольно зашелестел газетой, и вездесущий Артем поспешил включить небольшую лампу на стене – над столом престарелого посетителя, так некстати засидевшегося в кафе и мешавшего заняться податливой женщиной. Затем наполнял ароматным коньяком тумблеры; гремел какой-то посудой; мелькал то тут, то там…

– А ты это… кого поминаешь-то? – кивнул юноша на полный вина бокал, покрытый кусочком хлеба.

– Это тебя не касается. И ты к этому не прикасайся, – отвечала она и, переигрывая в своем старании казаться беззаботной, кокетливо щелкнула ноготком по изрядно оттопырившейся складке на его штанах. – Ты делай свое дело, мальчик, и не задавай вопросов…

Прыщавый нетерпеливо докурил сигарету с испачканным помадой фильтром, бросил окурок в пепельницу и решительно вернулся к прежнему занятию – принялся страстно изучать коленки и бедра удивительно сговорчивой соседки.

Глотнув крепкого алкоголя, она прикрыла глаза, постаралась забыться и не думать о происходящем. Но внезапно показалось, будто телом ее занят не только юнец в белом свитере – руки того обосновались на гладком капроне, и в то же время кто-то копошился у ворота кофточки – ловко расстегивал верхние пуговицы…

Вика в ужасе открыла глаза: по другую сторону от Крокодила над ней нависал официант. От возмущения захватило дух, да едва набравши воздуху для крика, она лишь невразумительно замычала – наклонившись, Артем упредил – припал к ее губам, заодно прорвавшись ладонью к лифчику – под расстегнутый ворот.

«Пусть! Пусть Всеволод видит и это!» – передумав противиться, решила она и решительно обвила рукою шею официанта.

И вдруг, словно из другого, загробного мира – в ответ на это решение, послышался старческий голос:

– Вы хоть бы людей постеснялись. Развелось в городе проституток!..

Парни разом отпрянули от девицы.

Она поднялась; с трудом удерживая равновесие, достала из сумочки крупную купюру, бросила на стол; не оправляя одежды, мимоходом сняла с крючка дубленку и неверной походкой направилась к выходу…

– Я те щас башку оторву, старая козлятина!.. – взбесился Прыщавый.

Ухватившись за дверную ручку, Виктория обернулась:

– Крокодил, оставь человека в покое! Я жду тебя в машине…

Бордовая «десятка» отъехала от кафе на пару кварталов, прежде чем сидящая за рулем женщина произнесла с глухим безразличием:

– Можем остановиться, и ты трахнешь меня прямо здесь…