Все написали свои требования. После этого стали выделять общие. До трёх утра москвичи с объединённым забастовочным комитетом сумели рассмотреть 32 из 50 требований шахтёров и по 44 достигнуть соглашения.

Член объединённого городского стачечного комитета, мастер-взрывник шахты “Заперевальная” В. Коваль сказал, что самые жаркие споры вызвали пункты требований об отпуске и пенсиях горняков, занятых на подземных работах.

Научились мы работать с провокаторами. Помог опыт работы в комсомоле, особенно во время строительства ВАЗа. Вылезает какой-нибудь крикун, за него уже начинают голосовать, спрашиваю: “Кем работаете?” – “Электриком”. – “А на какой шахте?” Отвечает. Задаю вопрос шахтёрам: “Кто с этой шахты есть? Знаете его?” Раздаются различные ответы. Беру инициативу и обращаюсь к крикуну: “А ну-ка, покажи руки!” – после чего показываю его руки наблюдающим за нашим диалогом со словами: “И это руки шахтёра?!” Зал ревёт: “Какого, блд, он шахтёр! Гоните его!” Если ситуация иная – выходит серьёзный человек, но видно, что очень агрессивен, то начинаем другой разговор: “Мужики, основные вопросы по проходческим и подземным профессиям, по расценкам, пенсиям. Может, направите лучше кого-то из этих профессий? Неужели нет ни одного достойного?

Потом все претензии не к нам, а к своим электрикам и сантехникам”. В 99 случаях из 100 такие приёмы срабатывали».

По ходу переговоров выяснилось, что бастующие не могут чётко сформулировать свои требования. Прибывшая правительственная комиссия в общей сложности около четырёх суток под руководством министров труда и угольной промышленности помогала стачечным комитетам выработать эти требования и правильно их сформулировать. Но когда согласительный протокол был подписан и в прессе было объявлено, что положения документа распространяются на шахтёров всего Донбасса, серия забастовок прокатилась по соседним Ворошиловградской и Ростовской областям, где требования практически ничем не отличались от донецких.

Когда стали выяснять, почему люди бастовали, если новых требований у них не было, то ответы оказались самыми удивительными. Одни делали это из-за обиды: почему комиссия прибыла в Донецк, а не в Ворошиловград. Другие решили проявить запоздалую солидарность – чтобы их не заподозрили в штрейкбрехерстве. Третьих сбили с толку призывы слетевшихся сюда представителей разных народных фронтов и уже печально известного «Демократического союза». Появилась в 1988 году такая организация, возглавляемая Валерией Новодворской.

Кстати, один из шахтёрских лидеров во время переговоров с правительственной комиссией заявил: «Для того мы здесь собрались, чтобы взять власть в рабочие руки».

Щербаков В. И.: «Членов стачечных комитетов в Донецке и Луганске мы собирали в зале обкома партии. Их собиралось от 400 до 600 человек. От каждой шахты по 6–7 человек.

Три или четыре дня мы не спали, не выходили из зала, извиняюсь за интимную подробность, но в такую жару все брюки сзади мокрые, задница прилипла к стулу, покрытому дерматином. Я выпивал минимум по 5 литров воды, сколько не пил никогда. Причём, была почему-то только газированная, которую мне как диабетику вообще употреблять противопоказано, но другой холодной не было. Мы все вымотанные, аж голова реально кружится, нередко перестаёшь соображать и зал перед глазами переворачивается. Душа принять негде и некогда. Переодеться не во что.

Дело в том, что, когда улетали из Москвы, всем сказали, что через пару дней вернёмся… Я, как новенький и ещё наивный министр, поверив, кроме зубной щётки и одной запасной рубашки, практически ничего больше и не взял. Второй раз по неизжитой ещё наивности попал в некотором смысле аналогичную ситуацию при поездке с Н. И. Рыжковым к бастующим шахтёрам в Воркуте (больше в жизни таких ошибок не повторял. Руководству, конечно, нужно доверять, но и свою голову иметь надо. Мне для усвоения этой простой истины пришлось сначала как следует попотеть в Донбассе, а потом чуть не замёрзнуть в Воркуте).

И как выглядел на нашем фоне Л. Д. Рябев, который спал не больше нашего, всё время в чистых белых рубашках, с аккуратно повязанным галстуком, наглаженный, подтянутый и чисто выбритый. Когда и где он успевал привести себя в порядок, для меня осталось тайной. Вот что значит хорошая административная школа и высокая культура атомщиков.

В окончательном списке оказалось 43 или 46 пунктов, относящихся к общим проблемам. Подведя под ними черту, каждая шахта могла написать любое количество своих индивидуальных желаний, наконец, после этого они могли проявлять своё воображение, жаловаться на плохую тёщу и неподходящую погоду. На это все согласились.

После этого мой помощник проверил протоколы всех шахт, его задача была не допустить, чтобы появились разночтения в первых общих пунктах соглашения, прежде подписанных представителями шахт. После этого по очереди стали подписывать документы. Первую подпись под всеми требованиями и нашими гарантиями ставил министр угольной промышленности М. И. Щадов, рядом моя подпись. Утверждал всё окончательно Л. Д. Рябев, а согласовывал, насколько помню, от Украины – первый заместитель председателя правительства В.П. Фокин.

За вторую часть требований я уже не отвечал, но их следовало кому-то прочитать. Либо Щадову, либо Фокину. Они должны подтвердить эти пункты, по требованию шахтёров “зафиксировать, что они с ними лично ознакомлены”.

Вскоре Михаил Иванович был коричневого цвета. Он и так был силикозником, а ещё в Кузбассе окончательно сорвал голос. Когда он говорил в микрофон, стоящие рядом, не могли понять, что он хочет сказать. А когда этот поток сознания проходит через динамики, вообще невозможно ничего понять. Идёт сплошное шипение. Но именно в этот момент пять-восемь тысяч шахтёров, сидящих на асфальте на площади перед обкомом, моментально замолкают и напряжённо вслушиваются – нарком говорит! Я не знаю, что они понимали, но внимание к его речи всегда было уважительное. Он был для них свой. Все знали, что, по меньшей мере, 50 из своих почти 77 лет он провёл в шахтах. Лет 25 на подземных работах, а потом последовательно по всем ступеням до генерального директора шахты, а затем и объединения.

И вот вижу Щадов что-то прочитал, снял очки, задумался, посмотрел на потолок, надел очки, а вот снова их держит в руках. Я заинтересовался, что же мужики могли такое придумать, если их министр не знает, как на это реагировать.

Встал, подхожу к нему, вижу на листке против одного пункта стоит не галочка, а точка. Читаю: “Вся власть – советам!” “Михаил Иванович, – спрашиваю его, – ты с чем не согласен?” Щадов на меня осоловело посмотрел и поставил галочку».

Комиссией было предложено несколько вариантов мер, направленных на удовлетворение требований шахтёров, но митингующие отклонили их, требуя гарантий на самом высоком уровне.

Убеждая бастующих верить, что правительственная комиссия наделена широкими полномочиями, Л. Д. Рябев в шутку ли,