— Ой, — пропищала мордашка. — Извините, я думала…

— Простите, что тревожу вас в такую рань, — сказал Аллейн, — но я буду весьма признателен, если вы позволите мне войти.

— Покупать я ничего не собираюсь, — нахмурилась мисс О'Доуни.

— А я — продавать, — улыбнулся Аллейн.

— Извините, но, сами понимаете, в наше время всякий прохвост так и норовит всучить тебе какую-нибудь дрянь — от пылесоса до чулок.

— Я к вам по поводу Сони Глюк, — сказал Аллейн.

— Сони? Вы её дружбан, что ли? Так бы сразу и сказали. Айн момент — я оденусь. Извините за задержку, но правое крыло моего замка закрыто из-за нашествия призраков, а все остальное лежит в развалинах.

— Ничего, у нас впереди целое утро, — улыбнулся Аллейн.

— Угу. Расскажите себе пока пару свежих анекдотов.

Дверь захлопнулась. Аллейн закурил. Уборщица, виляя задом, спускалась. Словно большая жаба, подумал Аллейн.

— Холодно сегодня, — вдруг проквакала она.

Аллейн не стал спорить.

— Да, довольно прохладно.

— Вы тоже театралец?

— Нет, не совсем. Моя профессия не столь захватывающа.

— Путешественник, может?

— Нет, совсем нет.

Уборщица пустилась в пространные объяснения, из которых Аллейн понял: мало того, что она тоже не театралица, она «всю свою дурацкую жизнь прослужила за шматок хлеба, а никакая сволочь даже спасиба не сказала».

Аллейн уныло кивал, рассеянно озираясь по сторонам.

Мисс О'Доуни начала посвистывать за дверью. В следующий миг дверь распахнулась.

— Заходите, дорогуша, — весело прощебетала девушка.

Аллейн вошёл. Спальня, одновременно служившая гостиной, выглядела так, будто уборку в ней производили секунд десять: небрежно застланная постель, сваленные в кучу вещи. Дверцы серванта распирались изнутри, словно готовые лопнуть, ящики торчали наперекосяк, подушки дивана кичливо взгорбились, из-под кровати выглядывал уголок наспех задвинутого ногой чемодана. Сама же мисс О'Доуни, к вящему удивлению Аллейна, выглядела свеженькой как огурчик. Впрочем, ей не привыкать быстро гримироваться, подумал Аллейн.

— Присаживайтесь, — пригласила она. — Чувствуйте себя, как дома. У меня, конечно, не Букингемский дворец, но на наше жалованье не разгуляешься. Вы видели наше шоу?

— Нет ещё, — покачал головой Аллейн.

— В последнем акте мне даже выделили три строчки, — похвасталась Бобби. — А вдобавок — удостоили поцелуя самого мистера Генри Молино. От него, правда, на милю разит виски и луком, но начинающей актрисе грех жаловаться. Ну что, как делишки, старина?

— Не блестяще, — сказал Аллейн, подбирая приемлемый для данной обстановки тон.

— Ничего, держите хвост морковкой — все ведь там будем, — подбодрила его Бобби. — Я бы кофейку тяпнула. Вы не откажетесь?

— Буду рад, — кивнул Аллейн.

Девушка зажгла газ и захлопотала над кофейником.

— Кстати, вы ведь ещё даже не представились.

— Меня зовут Родерик Аллейн. Боюсь, что…

— Родерик Аллейн! — пропела Бобби. — Очень мило. Вы не бизнесмен?

— Нет, я…

— Извините за нахальство, но вы куда больше кажетесь выпускником Итона или Оксфорда, чем остальные дружбаны Сони. Может, вы художник?

— Нет. Я — полицейский.

— Ха-ха, Роди! Я верно поняла — в этом месте положено смеяться?

— Нет, я не шучу.

— Полицейский? Где же ваша дубинка? Шлем? Квадратный подбородок? Нет, Роди, хватит заливать. Кто вы такой?

— Мисс О'Доуни, я служу в Скотленд-Ярде.

Она нахмурилась.

— Слушайте, что-нибудь случилось?

— Вы и впрямь были очень дружны с мисс Глюк? — спросил Аллейн.

— Были? — почти взвизгнула Бобби. — Слушайте, в чём дело? Что-нибудь случилось с Соней?

— Боюсь, что да, — вздохнул Аллейн.

— О Боже! Она не… — Девушка судорожно сглотнула и осеклась.

— Да.

Кофейник зашипел. Бобби машинально повернула ручку и выключила газ. Даже под слоем макияжа было видно, как побелела её хорошенькая мордашка.

— Что она натворила? — глухо спросила девушка.

— Она — ничего. Впрочем, я понимаю, о чём вы спросили. Она ведь была беременна.

— Да. Я знаю. Так… что же всё-таки случилось?

Аллейн рассказал, мягко и тактично. Бобби разлила кофе по чашечкам. Её огорчение настолько бросалось в глаза, что Аллейн проникся к ней сочувствием.

— А вы знаете, я даже не могу в это поверить, — сказала она. Убийство. Господи, даже представить немыслимо. Ведь ещё в субботу мы сидели здесь вдвоём и болтали обо всём на свете.

— Вы очень дружили?

— Да. То есть, не настолько, конечно, как с Моди Левайн или Долорес Дюваль, моими закадычными подружками, но — вполне. Вот ваш кофе. Сахар берите сами. Господи, просто в голове не укладывается. Убили!

Бобби помешала ложечкой сахар и уставилась на Аллейна. Глаза её заволокло пеленой. Вдруг, выхватив ложечку, она ткнула ею в сторону Аллейна, едва не выбив ему глаз.

— Гарсия! — выкрикнула она.

Аллейн промолчал.

— Это — Гарсия! — повторила она. — Помяните моё слово. Я его всегда на дух не выносила. Пару раз, когда Соня приводила его сюда, я говорила ей: «По-моему, он дрянной малый». Представляете, он ведь жил за её счёт! А потом, когда случилась эта заваруха, удрал в кусты. Спасибо, мол, за постель и кормёжку, а теперь — выпутывайся сама. Она не пыталась избавиться от плода?

— Не похоже, — произнёс Аллейн. Он вытащил из кармана письмо, адресованное Соне Глюк и подписанное Бобби. — Это мы нашли в её комнате. Оно и привело меня к вам.

— А в чём дело? — с вызовом спросила Бобби.

— Мы распутываем любую ниточку, которая может привести нас к преступнику.

— Да, это понятно, — закивала девушка.

— Так вот, мисс О'Доуни, скажу честно: ваше письмо нас заинтересовало. По крайней мере нам показалось, что вы куда лучше нас знакомы с отношениями, которые складывались у Сони с Гарсией.

— Я знала всё, что у них было. Соня залетела, а этот хмырь хотел с ней порвать — вот и вся недолга. Занавес опускается. Прошу смеяться.

— Это все?

— В каком смысле?

— Нам известно, что мистер Пилгрим заплатил ей сто фунтов.

— Это он вам сказал?

— Да. Вы этот замысел имели в виду?

— Что ж, мистер Умник, коль скоро вы спрашиваете, то отвечу. Да. Пилгрим получил удовольствие, а Соня вполне резонно решила, что за удовольствие надо платить.