– Королева, – прочитала, как ей показалось, ее величество София по его губам.

Второй участник разговора медленно обернулся. Его лицо также было скрыто маской.

– Идите. И не думайте об этом. Я все улажу, друг мой, – произнес он достаточно громко, чтобы королева София услышала эти слова и испуганно вскрикнула.

Она бежала, не оглядываясь и не останавливаясь, до самого дворца. На крыльце сбила с ног лакея, но не обратила на это внимания. Очутившись в своей комнате, ее величество без сил упала на кровать. Вызванные приступом ужаса, ее тело сковали судороги.

В таком состоянии королева София, впрочем, как и всегда, пребывала недолго. Она слишком часто поддавалась панике и слишком хорошо умела брать себя в руки при необходимости. Расправив складки на платье, заправив растрепавшиеся локоны, припудря носик и подрумянив щечки, ее величество отправилась в спальню супруга, имея твердое намерение услышать истину. Она не сомневалась, что одним из участников виденного ее маскарада, был король Эдуард.

Подтверждение своим догадкам королева София нашла сразу же. Не могло быть сомнений, что его величество только что вернулся в свою спальню. Он стоял посередине комнаты со свечой и камзолом в руках, чуть обернувшись к скрипнувшей двери. Когда взгляды супругов встретились, король ласково улыбнулся:

– Ваше величество, какой приятный сюрприз!

Королева закрыла дверь, не желая быть подслушанной слугами или придворными.

– София, с вами все хорошо? Вы бледны…

– В самом деле? – ее величество подошла к зеркалу. – Удивительно. Я полагала, что быстрый бег наоборот придаст мне свежести. Клянусь, напуганная вами, я бежала так быстро, как только могла!

Его величество нахмурился. Бросив камзол на спинку стула возле трюмо, король Эдуард поставил на столешницу перед зеркалом свечу и повернулся к супруге, всем своим видом выражая растерянность:

– Напуганная мной? София, о чем вы?

Королева не планировала скандалить сегодня, но все-таки не сдержалась.

– О вашей недавней прогулке! – вскричала она, принимаясь плакать. – О тех делах, что совершаете вы под покровом ночи. Что вы затеяли, мой дорогой супруг? И кто тот человек, с которым вы разговаривали? Против какого графа вы плетете интриги?

– Уверяю вас, София, я не понимаю, о чем вы толкуете?

– Не понимаете? Что ж не сочту за труд вам объяснить подробнее, – беря себя в руки, но все еще всхлипывая, проговорила королева.

Она рассказала о том, как собиралась сделать сюрприз, как увидела короля выходящим из его комнаты. Рассказала о своих решениях, мыслях. Закончила королева приведшим ее к королю желанием узнать правду.

Его величество выслушал все молча. Да и после того, как королева замолчала, он долго не произносил ни слова, будто раздумывая над объяснением, какое следовало дать супруге.

– Уж не знаю, кого видели вы в парке, – заговорил, наконец, король Эдуард, – но то был не я.

– Куда же вы ходили? Где были?

– Вы хотите знать? Что ж… Вот вам ответ! Я тайно покидал дворец, чтобы быть с Анной, с баронессой Грей. И если вам угодно, вы можете получить у нее подтверждение моим словам.

Для королевы Софии признание его величества стало потрясением. Лишившись рассудка, не понимая своих действий, рыдая навзрыд, она покинула комнату супруга.

«Несомненно, – думала она, – все кончено. Он прогонит меня ради нее. Он больше меня не любит…»

Подобная призраку удалялась она все дальше и дальше. И потому не могла услышать звона подсвечника, отправленного королем Эдуардом в недолгий полет до ближайшей стены.

Дворецкий Джон недоумевал и уже тихо ненавидел Лайзу. Недоумение Джона было вызвано письмом от барона Грея, в котором господин строго-настрого запрещал слуге затевать что-либо против горничной своей супруги.

«Неужели за время вашей отнюдь не короткой жизни, – писал его благородие, – не имел ты возможности убедиться в слепоте полицейских людей и в поспешности выводов, какие всегда сопровождают их деятельность? Я имею достаточные сведения, чтобы утверждать, горничная Анны-Марии непричастна к преступлениям, в коих ее обвиняют. Я имею подробный отчет обо всех делах Лайзы, присланный мне баронессой и ничто в нем не вызывает моих сомнений…»

Ненависть дворецкого была, в общем-то, вызвана тем же письмом, а также осознанием того, что его собственное письмо к барону таинственным образом не дошло до адресата. Была ли причастна к этому только Лайза? Или юная баронесса выступила инициатором? Этого Джон не знал. Подозревать Анну-Марию он не смел, и потому все недоверие дворецкого досталось исключительно служанке.

Саму горничную перемена отношения к ней дворецкого больше не волновала. Фальшивую дружбу она водила с дворецким лишь для того, чтобы удержаться в доме, указанном Маской. Теперь, когда на ее защиту встала госпожа, и когда стало понятно, что Джон бессилен что-либо изменить, Лайзе незачем было лицемерить с прислугой.

Опасения воровки относительно доказательств, которые мог найти против нее Полковник, равно как и опасения по поводу ареста, развеялись через пару дней. Как и полицейский следователь, девушка понимала его незначительность, чтобы сфабриковать улики против горничной баронессы Грей. А то, что за два дня господин Блодхон не предоставил истинных улик, говорило о том, что их у него просто не было.

Однако господин Маска не разделял спокойствия Лайзы. И был крайне зол на воровку из-за работы, выполненной без должного старания.

– Ты уверяла меня, что все сделаешь чисто, – выговаривал он вполголоса, привычно стоя у самого ствола паркового дерева.

От взглядов из окон дома барона Грея Лайзу и ее нанимателя надежно укрывали ветки деревьев, к маю одевшиеся в подобающий им зеленый наряд. Теплый ветерок доносил ароматы тюльпанов и сирени. Изредка можно было расслышать крики ночных птиц.

Ничего подозрительного не происходило, и все же Лайзе было неспокойно. Время от времени она отводила глаза в сторону, чтобы убедиться в собственной безопасности. Господин в черном на это с насмешкой замечал:

– Стоило тебе и прежде поглядывать вокруг, а не только на блестящие камушки.

– Но я все делала очень аккуратно! – возражала тогда Лайза. – И если граф де Монти не проболтался…

– Он не проболтался бы, если бы ты…

– Что я?! – не выдержала, в конце концов, Лайза. – Что я могла сделать? Я вовсе не хотела втягивать в это Анну-Марию. Я хотела все решить иначе.

– И тем не менее ты втянула баронессу…

– Единственно потому, что у вас родился гениальный план. Единственно потому, что вы сказали мне имя графа в тот момент, когда ваш план должен был сработать!

Девушка замолчала, напрасно пытаясь отдышаться. Дыхание никак не желало ей покоряться. Да и слезы, брызнувшие из глаз от обиды за себя и за свою госпожу, никак не желали высыхать. Господин Маска смотрел на ее напрасные попытки со снисходительной улыбкой, не торопя Лайзу взять себя в руки.