– Брендон – сволочь. Это не основание, чтобы избивать его до больничной койки! – Я нырнула вниз и освободилась из полотенечной петли.

Воздух затрепетал и всколыхнулся. Мои запястья обхватило что-то мягкое. Меня крутило, пока я не ткнулась спиной в двери шкафчиков. Мои руки прижаты к моему же туловищу. Натянув концы полотенца, Люциан прислонился к шкафчикам. Он снова меня обездвижил, даже ни разу не прикоснувшись.

– Ты поэтому сдерживалась? – спросил он. Его дыхание погладило меня по щеке, и я ничего не могла поделать, когда на меня накатила бесконечная тоска. Ему даже не нужно было до меня дотрагиваться. Тепло, которое исходило от его тела, его запах, который окружал меня летней грозой… этого было достаточно, чтобы украсть мой разум. Его взгляд блуждал по моему лицу и задержался на губах. Небольшая улыбка зародилась в уголках его рта. – А может, ты просто отвлеклась? – Даже хрипловатое звучание его голоса казалось лаской и заставило мою кожу вспыхнуть.

Я дала себе мысленный подзатыльник.

– Да что с тобой такое? – с усилием выдавила я. Сначала он меня обидел, потом флиртовал с Анушкой, а теперь насмехался над моей ревностью? Он что, возбуждался, каждый раз так играя с моими чувствами?

– Я просто хотел проверить, значу ли еще что-то для тебя, – севшим голосом проговорил он.

Я хохотнула. Но только чтобы побороть слезы, выступавшие на глазах. Я просто не могла поверить, что он все еще сомневался в моих чувствах.

– И как? – холодно уточнила я. – Результат тебя удовлетворил?

– Да! – Он хлопнул ладонью по шкафчику. Я вздрогнула и в ужасе посмотрела на него. Люциан больше себя не контролировал. Это пугало меня сильнее всего прочего. Наши взгляды встретились. Секунду спустя давление полотенца ослабло, и я была отпущена.

Люциан растерянно провел рукой по волосам:

– Да… и нет.

Мне понадобилась минута, чтобы взять себя в руки.

– Какой же ты идиот! – От бессильного отчаяния слезы горячими ручейками потекли по моему лицу. – Черные ациамы тебя меняют! Вчера ты устроил пожар в больничном крыле, сегодня избил Брендона до полусмерти, а что будет завтра? Сойдешь с ума, как Танатос?

Люциан окаменел.

Я и без его реакции поняла, что зашла слишком далеко. Мне не надо было ковыряться в этой старой незаживающей ране. Но это и было мое самое страшное опасение. И теперь, когда я высказала его вслух, уже не получалось спрятать его обратно.

– А что тебе мешает? – спросил Люциан ледяным тоном. – Ты же любишь тусоваться с монстрами.

Его слова сделали мне больнее, чем я вообще считала это возможным. Но еще больше боли причиняло безумие, искрящееся в его глазах.

– Уходи, – сказала я тихо. Глубоко внутри я надеялась, что он останется, очнется и вновь станет прежним. Но скоро я услышала, как хлопнула дверь раздевалки.

Будто в состоянии аффекта, я побрела в душевую. Установив температуру воды почти на кипяток, я хотела смыть горькое послевкусие, оставленное нашей ссорой. Но не помогло. Я даже согреться толком не могла. Я еще покрутила ручку горячей воды, и тут до меня дошло, что расползающийся во мне холод носил другой характер.

«Нет! Прошу, только не сейчас!»

Вслед за этим мышцы напряглись и начались судороги. Я упала на колени, разбивая их в кровь. Боли не чувствовала, потому что ее заглушила другая, более мощная. Голова ударилась о кафельную плитку. Перед глазами вода смешивалась с моей кровью. Я пыталась выползти из кабинки, но тело не желало слушаться. Я подумала о печати Люциана, которую всегда носила на шее. Но моя гордость была категорически против того, чтобы звать его на помощь прямо сейчас. Я должна была доказать, что могу справиться и сама, что не зависела от него. Усилием воли я заставила себя сделать вдох и выдох. Сконцентрировалась на струях воды и геометрическом узоре кафеля. И вдруг – именно здесь, истекая кровью и терзаемая судорогами, – я осознала, что наша общая гордость была единственным, что действительно могло нас разлучить. Люциан всегда был рядом со мной. И как бы яро мы ни ссорились, я знала, что всегда могла на него положиться.

И позвала его.

* * *

Меня нашел Элиас.

Когда он обнаружил меня, плачущую и завернутую в окровавленное полотенце, скорчившуюся в углу душевой кабинки, его и без того обеспокоенное лицо помрачнело еще больше. Он молча опустился на колени передо мной, заглянул мне в лицо и вздохнул. Потом приподнял мне пальцами подбородок, чтобы поближе рассмотреть рану на лбу.

– Совсем недавно отсюда в бешенстве выскочил мой брат. Это он сделал? – Голос был полон сочувствия, но Элиасу не удалось скрыть, что он кипел от злости.

Я устало помотала головой.

– Припадок, – прошептала я. На большее просто-напросто не хватало сил. Прошла целая вечность, пока боль наконец-то отступила, а мышцы снова начали мне подчиняться.

– Почему ты меня не позвала? – В его словах сквозил легкий упрек.

– Я пыталась, – ответила я. И так как мне не хотелось, чтобы он чувствовал себя виноватым, то добавила: – Но ты не волнуйся. Всё не так плохо, как выглядит. – Всё еще хуже.

Элиас тихо хмыкнул. Потом его взгляд упал на печать Люциана, которую я до сих пор сжимала в руке.

– А почему не позвала его?

– Всё прошло до того, как я решила это сделать, – соврала я. Понятно, что Элиас мне не поверил, но мне было все равно. Разумеется, брат Люциана смерил меня скептическим взглядом. Таким долгим, что я уже боялась, что меня сейчас подвергнут допросу. Но через какое-то время Элиас решил оставить меня в покое.

– Ну хорошо, тогда давай-ка уведем тебя отсюда, пока твои дорогие одноклассницы не нашли нас тут вместе и не запустили сарафанное радио, – сказал он и подмигнул: – Идти можешь?

Вот в этом я не была уверена, но ни в коем случае не собиралась покидать душевую полуголой на руках у Элиаса, поэтому кивнула. Он осторожно поднял меня на ноги, помог собрать вещи и тактично отвернулся, пока я переодевалась, а потом поддерживал, когда по пути я теряла равновесие.

– Ари, можно попросить тебя об одолжении? – Выражение его лица было непроницаемым. – Я обещаю не задавать вопросов, но можешь, пожалуйста, прекратить делать вид, что я не замечаю очевидного?

«Ох».

Я слишком выдохлась и рассталась со своими иллюзиями, чтобы сыграть изумление. Естественно, Элиас уже составлял для себя картинку происходящего. Да даже если и так! Даже если он шпионил для своего отца – во что я не верила, – что такого невероятного он мог доложить Немидесу?

– Ну, если ты тоже сделаешь мне одолжение, – пробормотала я, чем, кстати, удивила Элиаса.

– Ты точно наполовину праймус, – засмеялся он, прежде чем выжидательно скрестил руки на груди и спросил: – И какое же?

Глубоко вздохнув, я вынудила себя подумать о последствиях, с которыми столкнулась бы, не задав этот вопрос. Это сыграло решающую роль.