На монетах всегда помещали какие-нибудь надписи, изображения из области животного или растительного мира. На еврейском шекеле, например, всегда чеканили веточку дикой петрушки, которая из-за трех маленьких шариков в конце концов сделалась абстрактным символом ростовщиков. Историки пытались вывести происхождение этой уникальной эмблемы из герба еврейского барона Средних веков, но это совсем не так. Еврейский шекель получил изображение дикой петрушки благодаря тому, что петрушка была самым распространенным продуктом в Иудее, источником первых богатств страны. То же самое было в Древнем Египте с «хлебными деньгами» времен Хеопса. И потом опять в Никарагуа с их кордобой, которую знали все, так как хочешь не хочешь, а приходилось надевать кордобы, когда лили дожди. Помимо человеческой фигуры или бюста, которые стали чеканить много позже, существовали и другие типы надписей на монетах, особенно «агонистские» (атлетические), называвшиеся так из-за того, что они выпускались в честь соревнований или праздников. Эти надписи снова входят в моду с воцарением Гитлера и Муссолини. Читателю нетрудно впасть в заблуждение и подумать, что термин «агонистский» применяется здесь в мильтоновском смысле «борец» («Samson-Agonistes» – «Самсон Борец»), но на самом деле он имеет куда более прозаическую и практическую историю. Дело в том, что тираны древности испытывали большие затруднения, собирая деньги на покрытие расходов, связанных с проведением этих грандиозных игр и праздников. Так, сплошной головной болью было финансирование Олимпийских игр. Не один греческий правитель, чеканивший свои деньги, сел на мель, взвалив на плечи это непростое дело. В конце концов одному из самых хитроумных спонсоров этого мирового по тем временам спектакля пришло в голову выпустить для Игр новые деньги, и отчеканенные в честь этого события монеты стали, таким образом, называться «агонистскими». На них всегда имелось изображение борца или дискобола чистых арийских кровей. Со временем они утратили всякую цену, но свою роль они сыграли, так что никто особенно не жаловался. Долгое время на монетах фигурировали одни только мифологические герои, вроде Геракла или Кастора с Поллуксом, «божественных близнецов», славно повоевавших за Рим. Время шло, изображения приобретали все более абстрактный характер, и разобрать, что там такое, делалось все затруднительнее, разве что проглянет некое свидетельство фамильной гордости того, кто отчеканил монету. Та же тенденция прослеживается у американских серебряных монет, особенно у доллара и полудоллара, на которых начертано: «На Бога уповаем». Но ведь Богу-то хорошо известно, что за искушенный и практичный народ американцы-янки. Эти примеры приводятся исключительно для того, чтобы проиллюстрировать естественную эволюцию, которая определяет эстетику нумизматики.

Самая интересная из всех – это история римского денежного обращения и тактика выпуска денег благодаря эксцентричным идеям, посещавшим сумасбродных цезарей. Антонинианы позорного третьего столетия рисуют очень наглядную картину этого. Деньги настолько обесценились, что даже антониниан из чистой меди, главная опора римлянина-бедняка, стал фактически простой медной кругляшкой. Только за сто лет до полного распада Римской империи Аврелий, «Спаситель мира», поднял римскую денежную систему на ноги, но было, разумеется, слишком поздно, государство уже катилось под гору. Огромной проблемой для римлян было выпустить монету, которая делилась бы поровну на столько-то асов. При Августе справиться с этим затруднением попытались, отчеканив медный ас, который был равен одной четвертой медной сестерции. Динар, основная монета государства, равнялся десяти асам, а его половина, кинар, – пяти асам. Монетой следующего достоинства был серебряный сестерций, который, будучи четвертью кинара, составлял полтора аса. И наконец, шел сам медный ас, составлявший четвертую часть сестерция, а потому стоивший меньше аса и, значит, эквивалентный мелкой разменной монете, короче говоря, мелочи в кармане. Наконец наступил момент, когда денежная система сделалась настолько громоздкой, что римляне проявили мудрость и перестали сводить деньги к асам. В обрисованном выше анархическом сумбуре третьего столетия маленький медный ас совершенно сошел со сцены и мало-помалу трансформировался в знаменитый безант Византийской империи. На всем протяжении правления цезарей стоимость жизни неизменно оставалась очень высокой и не стала ниже даже после издания в 301 году н. э. эдикта Диоклетиана, имевшего целью установить фиксированные максимальные цены. Грустный опыт римских императоров научил нас по меньшей мере одному: для товара нет максимальной цены. Он также указывает на еще один аспект экономической жизни, а именно на то, что, когда появляются цезари, деньги летят псу под хвост. Ведь в этом отношении цезари очень похожи на русских – они ничего не смыслят в деньгах. Им нравится прикидываться Господом Богом, и, со свойственной им простотой и совершенно волюнтаристски, они верят в то, что все можно регулировать с помощью декрета, указа или эдикта. Таким способом, вероятно, и можно командовать людьми, и нередко так оно и бывает, но с деньгами это не проходит. Деньги подчиняются собственным законам, если не продиктованным Божьей волей, то, во всяком случае, лежащим за пределами воли человеческой.

В Европе монетная система, достойная зваться таковой, была учреждена только во времена великого шваба Конрада III. В течение почти всех Средних веков едва ли не все золото Европы было в руках алхимиков, в результате чего серебро в качестве средства обращения денег взяло верх над золотом. На какое-то время золота сделалось настолько мало, что впору его стало называть «неведанным». Во Франции Пипин Короткий издал эдикт, упразднявший золотую монету. Людовик Веселый, таким образом, сделался последним Каролингом, чеканившим золотые деньги. Когда папы с Урбана V принялись изготовлять собственные деньги, воцарился полный бедлам. Короли, пребывавшие в роли обыкновенных марионеток в руках крупных феодалов, оказались в итоге слишком слабыми, чтобы чеканить монеты под своим именем. Так и получилось, что графы Шлик, все до одного швабы, придумали серебряный талер, который и положил начало многоуважаемым кронам, экю, скудо Центральной Европы. При Фридрихе Великом восстанавливаются золотые монеты Фатимидов, надпись была сделана на латинском языке, и назывались они дукатами. На одной стороне изображался цезарь Август, на другой – германский имперский орел, позже перенятый Гогенцоллернами. Флоренция и Венеция продолжали чеканить собственные деньги – флорин и цехин; на первом изображался Христос, стоящий во весь рост, на втором – Христос сидящий. Время от времени на монетах появлялось изображение Девы Марии, стоящей на пятой стене города Господня, что упоминалась в Апокалипсисе. Со времен Людовика IV Дитяти до правления Марии Терезии не существовало стандартных денежных систем, достойных упоминания, разве что у боснийских банов, находившихся у власти где-то лет сто. Разумеется, были феноменальные деньги Балканских стран, отличавшиеся своеобразным внешним видом, но с точки зрения казны не имевшие ровно никакой ценности. Исключение составляли разве что деньги Эрика Померанского. Объединив Данию и Норвегию, он взялся за реформирование скандинавской денежной системы. Следы его неустанных усилий видны, когда смотришь на крошечные тоненькие пенни, во время оно буквально наводнявшие Европу. Если рассматривать их под микроскопом, все еще можно различить буквы рунического алфавита, которым были выполнены надписи на этих пенни. В Марокко деньги были самого низкого сорта, их привели в порядок только в девятнадцатом веке монетные дворы Берлина и Бирмингема. При Моголах в Индии была выпущена серия красивейших зодиакальных монет, про которые говорят, будто вдохновителем их выпуска была жена одного из Великих Моголов. На многих из этих монет чеканились поразительные эпиграфические виньетки-рубаи.