Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если только… дело не просто в удовольствии? Это все, чего ты хочешь?
Я могла бы сказать «да», потому что подобный ответ сразу положил бы конец нашему диалогу, но я этого не сделала.
– Нет, дело не в этом.
– Тогда в чем?
Как же я боялась правды.
– Это неправильно. Разве мы можем двигаться дальше и быть счастливы? Так скоро?
Себастьян немного помолчал.
– Это… это жизнь, Лина.
– Ух ты, – пробормотала я в изумлении.
– Что? Да, это звучит чертовски тупо, но это правда. Ты не можешь перестать жить только потому, что другие… умерли.
Я все понимала, но Себастьян… То, что я переживала, – это не вина выжившего. Я чувствовала себя невыносимо тошнотворно.
– Все не так просто.
– Просто. – Себастьян обхватил рукой мой подбородок, заставляя взглянуть на себя. – Все просто, Лина.
Я стремительно отстранилась и отступила назад.
– Ты не понимаешь.
– Сколько можно это повторять? – разочарованно воскликнул Себастьян и пристально посмотрел на меня. – Я пытаюсь понять, быть терпеливым, быть рядом. Но ты не рассказываешь мне о том, что происходит в твоей голове. Продолжаешь забывать, что я прохожу через это вместе с тобой. Но я знаю, что ты чувствуешь. То, что случилось с нашими друзьями, стало для меня звонком. Как бы глупо это ни звучало, но мы не можем гарантировать, что у нас есть завтрашний день или следующий год…
– Ты говоришь, что мне нужно двигаться дальше! Что мне всего-то нужно справиться с…
– Я так не говорю!
– Тебе необязательно выражаться именно этими словами, но смысл остается тем же.
– Лина…
– Боже мой, ты издеваешься? – Мой голос становился все громче и громче. – Ты стоишь здесь и ведешь себя так, будто тебе все дозволено. И все потому, что у тебя появился новый взгляд на жизнь. Дерьмо все это! Дерьмо!
– Это не дерьмо, – возразил Себастьян басом.
– Ты больше не хочешь играть в футбол. Ведь так? Ты говорил, что не хочешь больше это делать.
Его спина выпрямилась.
– Как насчет этого утверждения? – Моя рука сжалась в кулак. – Ты не хочешь играть в футбол, но готова поспорить: через год в колледже ты будешь заниматься именно этим. Только лишь потому, что не хочешь объясняться с отцом. Так что не надо стоять тут и вести себя так, будто ты настолько сильно изменился после аварии, так сильно вырос и справился со всеми проблемами.
Себастьян какое-то время молчал, словно пытался собраться с мыслями.
– Речь не о футболе. Речь о нас.
– Как сейчас ты можешь думать о нас? – удивилась я. – Наши друзья мертвы. Они только что умерли. Они не вернутся. А все, что тебя заботит, – затащить меня в постель…
Я резко вздохнула.
В тот момент, когда это произнесла, я тут же захотела забрать свои слова обратно. Я зашла слишком далеко.
Глаза Себастьяна вспыхнули изумлением, а затем он сжал челюсти.
– Не могу поверить, что ты это сказала. Правда.
Я тоже не могла.
Ощутив в горле ком, я умоляла свое сердце успокоиться.
– Себастьян, я просто…
– Нет, – он поднял руку. – Пожалуй, я поразмышляю над твоим заявлением. А ты будешь стоять и слушать.
Я послушно замолчала.
– Наши друзья мертвы. Да. Спасибо за напоминание, что я потерял трех самых близких друзей и чуть не потерял своего лучшего друга – девушку, которую люблю. В отличие от тебя, я не пытаюсь проводить каждый момент дня, думая об этом. И знаешь что? Это не делает меня ужасным человеком. Никто из них не хотел бы этого. Даже Коди со своим эго. – Он шагнул ко мне. – Их смерть не означает, что я умер рядом с ними или приостановил всю свою жизнь. Да, прошло всего около месяца, и никто не ждет быстрого смирения. Но жить своей жизнью и любить кого-то – это не значит смириться с потерей. Это не значит, что их кто-то забывает. Я могу продолжать жить и все еще оплакивать их.
Я открыла рот, чтобы ответить, но он еще не закончил.
– И как ты смеешь намекать, что меня не волнует их смерть или что я не думаю о них каждый проклятый день? То, что мы делали там, – он указал на спальню, – это не неуважение к ним. И знаешь, я частично виноват. Очевидно, ты не готова к этому. Ты не в том состоянии, а я решил… даже не знаю. Но искренне извиняюсь за это. Мне очень жаль, – его голос стал хриплым, когда он провел рукой по волосам. – То, что я чувствую по отношению к тебе, то, что мы там делали, и то, что я хочу с тобой делать, не сводится к тому, чтобы переспать. Я не могу поверить, что ты могла такое обо мне подумать.
Я зажмурилась от слез.
– Не уверен, что в этом виновато горе, – заявил Себастьян, и я почувствовала, как разбилось мое сердце, – ведь, что бы ни случилось, что бы ни происходило в нашей жизни, ты должна быть лучшего обо мне мнения.
Слезы жгли глаза, и, как я ни старалась, они прорвались наружу. Я подняла руку, чтобы их вытереть, и простояла так несколько минут.
Себастьян исчез.
Я даже не слышала, как он ушел.
Как будто его там вовсе не было.
* * *
Во вторник я не пошла в школу.
Утром я сказала маме, что неважно себя чувствую. Она не спрашивала, в чем причина, и слава богу, ведь причин было много. Я понятия не имела, приходил ли Себастьян, чтобы отвезти меня в школу. Я выключила телефон, не желая соприкасаться с внешним миром. Я хотела спрятаться.
Если бы Себастьян больше никогда со мной не заговорил, я бы не стала его винить.
Взглянув на карту над столом, я поняла, что наделала. Я не была честной и открытой, не рассказывала ему о своих истинных чувствах, о том, что моя вина отличалась от его. Я ни с кем не была честна и из-за этого считала себя трусихой.
Я была как мой папа.
Но не хотела быть такой.
Я пролежала несколько часов, обдумывая произошедшее.
Было чуть больше часа, когда я услышала мамины шаги по лестнице.
– Я хотела проверить, все ли у тебя хорошо, – сообщила она, переступив порог моей комнаты. – Очевидно, у тебя выключен телефон.
– Извини, – пробормотала я.
– Где твой сотовый?
Я жестом указала на стол. Мама включила его и бросила на кровать, возле моих ног.
– Когда плохо себя чувствуешь и остаешься дома, не смей больше выключать телефон. Я должна иметь возможность с тобой связаться, – ее голос был строгим, а взгляд – внимательным, – поняла?
– Да.
Ее плечи напряглись, и она скрестила руки.