- Спасибо, Рус!

За дверью на лестнице сталкиваюсь с Борисом.

- Детка, долго... - выдыхает он, впиваясь в губы. - Я на минуту. У меня операция...

- Стёпа?...

- Всё отлично.

- Он плохо ладит с людьми.

- Он плохо ладит с плохими людьми. А бабушка у меня - супер!

Оглянувшись, прижимаюсь губами к его тату на шее. Вдыхаю его запах, кружащий голову. И таю...

Минута уже прошла?

- Ты когда дома начнёшь меня сама обнимать? - шепчет мне в волосы.

- Разве, я не обнимаю?

- Ну так... Только в ответ.

- Я не ощущаю, что ты мой.

- И где я не дорабатываю?

Шаги по лестнице. Мы быстро отступаем друг от друга, создавая "приличную" дистанцию.

Сверху быстрым шагом спускается Истомин, уткнувшись в документы.

- О! - натыкается на нас. - Я Юлию Юрьевну украду?

Лицо Бориса недовольно вытягивается. Неожиданно притягивает меня за талию к себе.

- Часа через два освобожусь, - поцелуй в висок.

Отпускает с Истоминым.

С горящим лицом пытаюсь сделать вид, что все нормально.

Истомин отчего-то верит в это и бровью не ведёт. А может, он просто хорошо играет в покер.

- Костя, ты что-то нашел?

- Кое-что... Пойдем, кофе попьем?

А плевать, что обсуждают! - вдруг отпускает меня. - Даже если Борис не будет приходить ко мне, а я не буду навещать Руса в палате, и отказываться выпить кофе с коллегой... Ничего не изменится. Я все равно буду горячо обсуждаема.

- Пойдём.

- В общем, смотри. Державин ищет точечно косяки. А я взялся за сопоставление документов.

И обнаружил, что у нескольких пациенток, которые отмечены в журнале регистрации поступивших в отделение и журнале движения больных, карты с анамнезом утеряны.

- Такое, к сожалению, бывает...

- Ага. Только врача четыре. А карты утеряны исключительно у пациенток Крынского. Все лежали в платной палате...

- Это очень странное совпадение, - задумчиво делаю глоток.

- Вот список пациенток. Не велик улов, но всё же.

- Спасибо, Костя.

- Добби свободен?

- А мои документы?

- Твои - в порядке, - пожимает плечами. - Всё перефотал. Скину.

Дожидаюсь Бориса. И переламывая удушающее смущение (я всё ещё замужем, всё-таки) беру его под руку, пока мы идём к машине.

- Ой... - подшучивает он надо мной. - У меня сейчас сердце остановится.

Открывает мне дверцу.

- Отчего же?

- От того, что меня наконец-то публично признали, как своего мужчину. Теперь, как приличный человек, я обязан жениться. Иначе, конец твоей репутации!

- Ей и так конец.

Задирает мое лицо за подбородок, целует в губы.

- Если кто-нибудь попробует гавкнуть в твою сторону, просто скажи мне.

Мы едем домой. Моё сердце тревожно ёкает. Как там Стёпа?

Борис неожиданно поворачивает не в тот поворот.

- Куда ты?!

- На набережную.

- Зачем?

- Они гуляют.

Закрываю глаза. Уровень моей тревоги расплавил мой мозг, и он перестал функционировать.

- Я убью тебя, - равнодушно бормочу я.

Борис улыбается.

Вылетаю из машины, оглядываю берег.

- Да вон же они, - подхватывает за талию.

Я вижу Стёпу и меня отпускает.

Мы идём по берегу к ним.

В руках у Стёпы палка.

- Что он делает? - присматриваюсь я.

- Бабушка купила ему удочку.

- О, боже...

Стёпа тянет на себя длиннющую удочку, леска натянута.

- Подсекай ее! Таш-ши! Ну как ты тащишь?! - бегает вокруг него сухонькая старушка. - Вверх таш-ши! - немного шепелявит она.

Перехватывает вместе с ним удочку. Пружиня, она выпрямляется и леска выскакивает из воды, выдергивая рыбину.

С радостным визгом, Стёпа дёргает сильнее и рыбина летит по кругу в нашу сторону!

Ахнув, мы пригибаемся.

Улов шлепается на камни и бьётся там.

В шоке смотрю на вакханалию с попыткой поймать прыгающую рыбу.

- Мама! Ты видела?! Это я сам! - радостно скачет Стёпа с рыбой в руках.

Рядом ведёрко, банка с червями и, чуть поодаль, на большом камне полотенце с бутербродами и термосом. Я помню этот термос... Там было когда-то кофе с пьяным коньяком. И я бесповоротно влюбилась в Чадова на той стоянке, у огромных сосен.

Борис, уже наливает в крышку-стакан чай.

Я как рыба, хлопаю ртом.

- Здравствуйте... - встречаюсь взглядом с бодрой старушкой.

Улыбаясь, она складывает руки, словно на фартучек и умиротворенно разглядывает меня.

Подбегая, Стёпа, обнимает меня за ногу.

- А мы с бабушкой Натальей три рыбы поймали!

- Здорово... - растерянно поднимаю его на руки.

- А ещё вот! - гордо стаскивает шарф, показывая горло.

Там по-детски фломастером нарисованы языки пламени, как у Бориса.

- Бабушка Наталья сказала, что я копия - папка! - гордо.

Приобнимая меня за плечо, Борис засовывает мне в рот бутерброд, заставляя откусить. Целует в висок.

Жую...

- Ба, это Юля моя...

- Господи... Худющая какая. Степан! - властно. - Поехали рыбу жарить. А то не дождемся сестренки-то! Откармливать надо.

Сестрёнки?.. В груди щемит. Ах, как бы я хотела…

Ловлю себя на чувстве неполноценности и вины. Хотя, в чем я виновата? Но это такое… женское… подсознательное… И очень жаль, что эта жареная рыбка мне не поможет.

Глава 40 - Рыба

Каждое утро у нас наготовленно - блинчики, сырники, каша с маслом, травяные чаи с вареньем.

Наталья Ивановна встаёт рано...

Она очень добра ко мне. И в Степе души не чает. Единственный правнук!

Для Стёпиного паука связана теплая шубка, для самого Стёпы носки.

Стёпа под чутким руководством бабушки вяжет мне шарф.

Вечерами у них сказки и камин. Бабушка Наталья - очень простая открытая женщина.