— Что, господин Кривицкий, рассматриваете мою зверушку? Клянусь, девка злее зверя, так и норовит укусить.

«Так во-от, Кривицким тебя, оказывается, кличут. Ну что ж, господин Кривицкий, как вам девка злее зверя? Нос-то воротишь — видать, вы, «Коршуны», баб-то не любите… Или боитесь замараться…»

— М-дас, — протянул гость, — у каждого свой вкус, друг мой… Кому-то и зверя довольно, а кому-то о возлюбленной мечтается…

Замарашка длинно сплюнул на пол сквозь зубы.

— Ну, это вы, господин хороший, из прошлых времен словно вышли. Нету сейчас никого, только вон зверушку и приручить можно.

— Да-да, я вижу, — в голосе гостя Марго с удивлением услышала насмешку. — Я вижу-с, как вы приручили. Канат-то корабельный только с ней и может справиться…

Марго вспомнила, что Замарашка как-то рассказал одному из своих «особо приближенных» упырей, что продвинулся в вожаки уже при Советах, а до того был мелочью — босяк босяком. И банда, понятное дело, была босяцкой. На девок на Сахалинчике охотились как волки, да и портили толпой, как настоящие звери. Ну, еще кошельки тырили, по мелочи лавки обчищали, пока было что из них выгребать. Иногда прохожих на перо ставили — а что ж это они в сумерках, как дураки последние, разинув рот ходят, страху не имеют. Марго как-то даже прикинула, мог ли Замарашка Ритиного отца убить. Получалось, что не моргнув глазом убил бы. А пальтишко не побрезговал бы снять с покойника.

— Я и девку-то, как отымел, думал там оставить, пусть помирает. А потом вижу — ничего, смазливая, можно будет и хлопцам на радость оставить… И просто для украшения. Не все ж в ставке только голые стены да диваны. Красоту треба для душевности.

Марго тогда, услышав о душевности, смогла только ухмыльнуться одной половиной рта — губы этот поборник красоты успел ей разбить в кровь.

Между тем игра становилась все азартнее. Замарашка успел похвастать Кривицкому, что подстилка у него нынче не абы какая, а из благородных.

— Может, благородие, на девку-то сыграем?

— Не-с, увольте. Есть деньги, да и договоренности имеются. Этого вполне довольно. А на людей пусть господа рабовладельцы играют. Это им более к лицу.

Замарашку, как показалось Марго, стал захлестывать азарт. То ли из-за карт, то ли чтобы пустить «подстилке» пыль в глаза, дурачок Харлам пошел ва-банк. Кривицкому было, в общем, понятно, что соперник просто блефует, но в банке сумма была небольшой. И бывший студент продолжал игру. На кону, кроме, разумеется, некоторой суммы, стояли вещи куда более серьезные — своего рода лицензия на расширение «бандитских угодий».

«Замарашка-то блефует. Вон у него-то карты мелкие, а в банк все подбрасывает да подбрасывает… Неужто хочет у франта выиграть? Так не получился у тебя, падаль… Я не дам!»

— Сегодня мне старуха удачу нагадала, говорила, разбогатею сразу и надолго… Ставлю все!

— Это интересно, — якобы задумчиво ответил Кривицкий.

Из-за плеча соперника блеснули злостью глаза неизвестной девушки. Кривицкий позволил себе на мгновение дольше посмотреть в ее лицо, и вдруг девушка пропела «Три карты, три карты… Старухи не врут…» «Пиковая дама» была атаману «Коршунов» отлично известна. А вот ни сам Харлам, ни его бандиты простого шифра не поняли.

Кривицкому стало ясно, что на руках у соперника те самые тройка, семерка и туз. Всего двадцать одно очко…

«Наглец… Одно слово — босяк. Ну что ж, поучим господ босяков, с кем следует за стол ломберный садиться, а от кого бежать быстрее ветра…»

Потянув какое-то время, Кривицкий бросил все свои деньги в центр стола, ответив хозяину. Вскрылись. На руках бандита и впрямь были тройка, семерка и туз: двадцать одно очко против двадцати двух у Кривицкого. Под крики и мат проигравшегося в пух и прах поборника красоты атаман «Коршунов» стал спокойно собирать деньги.

Кривицкий, как показалось Марго, был человеком непростым. Замарашка, конечно, сказал, что из бывших. Но манеры выдавали в нем аристократа, даже не пытающегося «стать ближе к народу», превратиться в «социально близкого».

Закончив собираться, атаман «Коршунов» встал и отправился к выходу. Хозяин одновременно лебезил и угрожал. Потом, мысленно махнув рукой, сказал:

— Ну хорошо, хорошо! Ты теперь король до Второй станции Фонтана, против выигрыша не попрешь. Но хотя бы отыграться-то дай, вашество! Оставь мне хоть рубль, хоть копейку.

— Нет-с, уговор дороже! Ты Харлам, право свое проиграл, деньги тоже. Мне больше нечего здесь делать.

«А ты, Коршун, умеешь фасон-то держать… Ишь, спина прямая. Руки в карманах. Молодец…»

Кривицкий был уже почти у самой двери, когда Харлам не выдержал:

— Ну хорошо! Ставлю девку на кон!

Атаман «из бывших» неторопливо оглянулся, кивнул и вернулся за стол.

— Согласен, ставлю свою территорию до Второй станции Фонтана.

Партия надолго не затянулась. Всего через две минуты собственностью Кривицкого была территория до Второй станции Фонтана, все деньги Харлама и… Марго.

Матерящегося Замарашку Коршун отодвинул с пути, уже не обращая на его крики никакого внимания, собственноручно развязал толстенный канат и протянул руку девушке:

— Идемте отсюда, мадемуазель.

* * *

Так Марго избавилась от ужасного положения «подстилки». Теперь она была среди «Коршунов», самой богатой и даже изысканной шайки Одессы. Она вошла в старый дом — усадьбу Кривицких на Киевской дороге, и первая, кого увидела там, была… мадемуазель Мари. Но даже ей, девушка чувствовала, она никогда не смогла бы рассказать, что с ней приключилось за эти страшные несколько месяцев.

После ахов и причитаний мадемуазель помогла Марго переодеться в чистое платье, смыла с лица запекшуюся кровь, расчесала. Внешне — девушка посмотрела на себя в зеркало, — вернулась милая Рита Дмитриевская, но внутренне это была Марго — та, что злее зверя, та, кто больше не боится ни бога, ни черта. Та, у которой осталась только одна цель…

— Мари, да вы знакомы с нашей гостьей? — Кривицкий с удовольствием рассматривал преображенную Марго. — Вот и отлично. Оставляю ее на ваше попечение. Мы будем… ну как всегда, попозже. Беседуйте, ешьте, пейте… Оревуар!

— Оревуар, — автоматически ответила Мари. — Как же я беспокоилась о тебе, девочка! Ты даже представить не можешь, что со мной было, когда я увидела вашу разгромленную квартиру и следы крови на полу. Бегала по улице, кричала… Соседи после сказали, что тебя вроде бы увезли какие-то «господа» на пролетке…

— Господа-а, — усмехнулась Марго. — Босяки банды Харлама меня увезли. А при этом попользовались изрядно. Прости, Мари, я не хочу об этом…

Собеседница несколько раз кивнула — она могла себе представить, о чем именно не хочет ей рассказывать ее бывшая ученица. Могла представить и боялась представлять.

— Давай уж лучше ты мне опять, как тогда, осенью, расскажешь о том, что происходит в городе…