Потом он опять спрашивал, а она все трясла головой ихрипела, а лента болталась сбоку, она ощущала ее змеиные шевеления.

Когда ей вдруг начинало казаться, что все это просто ночнойкошмар и она сейчас проснется в своей кроватке или на Танькином диване, что ейвсе это снится потому, что она опять наелась на ночь картошки с сарделькой, онобливал ее водой, и все начиналось сначала. Возвращалась боль, такая, что с нейникак нельзя справиться, она была везде, она была Варварой, и самой Варварыбольше не было — только боль и страх, пахнувший ее собственной рвотой.

Сколько это продолжалось, она не знала.

Он вдруг отвязал ее ноги и потащил, сильно дергая засвязанные руки. Руки больше не болели. Варвара вообще не понимала, что это ееруки.

Она натыкалась на что-то, падала на колени и сноваподнималась, потому что когда падала, он поддавал ногой ей под ребра.

Наверное, он вел ее убивать, потому что не было никакогосмысла так лупить ее, если он собирался оставить ее в живых.

— Стой! Стой тут, с-скотина!..

Хлопнула дверь, заурчал двигатель.

— Пош-шла! — за волосы он впихнул ее куда-то, и она поняла,что в машину. Связал ей ноги, и она стала как кокон.

Снова хлопанье двери, возня, короткий стук и — бодрая песняиз приемника.

Варвара опять лежала щекой на чем-то гладком и блестящем, ноуже не пыталась поднять с этого голову.

Желтая наклейка терла кожу, и от этого желтого цвета ееснова начало тошнить.

Это продолжалось долго. Потом машина остановилась.

«Слава богу, — подумала Варвара. — Сейчас он меня убьет, ивсе это кончится».

Осталось потерпеть совсем немного, до тех пор, пока он неубьет.

Наверное, недолго. Хорошо бы недолго.

— Верни деньги, сука, — прошипел он, — я тебя предупредил. Иэтим передай, с их пацаненком. Или деньги, или…

Взвизгнули тормоза, что-то сухо щелкнуло, и Варварувыбросило из машины. Всем телом она ударилась об асфальт, покатилась, взревелдвигатель, и она изо всех сил зажмурилась под повязкой, до сих пор уверенная,что он убьет ее машиной.

Шум двигателя стал удаляться, и она даже не поняла, почемуне умерла.

Секунды падали на асфальт и разбивались со стекляннымзвуком. Или вода откуда-то текла?..

— Варвара?!

Раздались странные звуки, похожие на топот тяжелых ног, иона сжалась, подтягивая к груди разбитые колени.

Наверное, она заскулила бы, если б могла. Наверное, она дажепопыталась бы отползти, если б знала, как это сделать.

— Варвара, твою мать!..

Липкая лента отклеилась от рта. Варвара дернула головой.

— Дыши! Дыши! Ртом дыши! Ну!..

Она не узнавала голос, но этот голос был совсем другой —человеческий, похожий на все остальные человеческие голоса, оставшиеся впрошлой Варвариной жизни.

Дернулись и упали развязанные руки.

— Подожди, я не могу развязать! Не дергайся, терпи! Терпи,кому я говорю!.. И дыши.

Повязка, залеплявшая глаза, стала сползать, и Варвараувидела кусок черного неба и желтый круг фонаря.

— Потерпи еще. Сейчас. На. Это платок, вытри рот.

Но она не могла ничего взять, руки висели как плети. Повязкаисчезла, и, с трудом сфокусировав взгляд, она вдруг увидела перед собой… Ивана.

— Тихо, тихо, — быстро сказал он, — сейчас я развяжу тебеноги. Попробуешь встать. Твою мать…

Он что-то делал внизу, она видела коротко стриженный затылоки не видела рук, и не понимала, что происходит.

— Нет, — сказал он. — Сиди. Я подгоню машину.

Машину?!

— Нет, — захрипела она, — нет, нет!..

— Тихо, тихо, — он взял ее за уши и прижал лбом к своейкуртке. Она вырывалась и мотала головой. — Я подгоню машину, и мы поедем вбольницу.

— Я не пойду… в машину.

— Я сейчас, — он отпустил ее и стремительно поднялся.

Она не смотрела, куда он ушел, ей было все равно. Онараскачивалась на асфальте, чувствуя только боль — везде.

Опять заурчал ненавистный двигатель, все ближе и ближе, иона поняла, что нужно спасаться, бежать, и поползла на коленях, но онперехватил ее.

— Вставай. Вставай! — руки быстро прошлись по ней, от шеи долодыжек. — Ноги целы. Вставай, ты можешь. Я не донесу тебя.

— Я не пойду… — похрипела Варвара, — я посижу пока… тут…

— Нет. Ты не будешь сидеть. Вставай, твою мать!..

И она встала. Она держалась за что-то, кажется за него, и —встала.

— Теперь пошли. Только один шаг. Давай.

Она действительно шагнула, хотя была уверена, что шагнуть низа что не сможет, и он повернул ее и заставил наклониться.

— Так. Садись. Тихонько. Просто опускайся, и все.

Как больно, как ужасно больно везде.

Одну за другой он перенес ее ноги через порожек машины изахлопнул дверцу. Она тут же прислонилась виском к холодному металлу и задышалаоткрытым ртом — двигатель урчал, радио разорялось про любовь по-французски, всебыло, как в той машине.

Или эта машина и есть та?

— Что случилось? — спросил Иван, и она разлепила глаза. — Тыпомнишь? Кто тебя так… отделал?

— Я не помню, — выдавила она, — я не видела. У меня глазабыли завязаны… Куда мы…

— Никуда. В Склиф.

— Я не хочу в больницу, — забормотала она и сталаотодвигаться на широком сиденье, ноги скользили и путались между собой, — мнене надо в больницу, мне бы домой. Я… полежать хочу. Мне полежать нужно.

— Тебе нужно в больницу! — вдруг заорал он. — Тебе нельзядомой! Ты что, дура?! Ничего не понимаешь?!

— Я хочу домой, — бормотала она, — я не поеду в больницу.Мне надо домой.

Воцарилось некоторое молчание, приемник после французскойлюбви затянул про «задержку рейса Рига — Москва до шести утра».

Варвара тоже, кажется, недавно куда-то летала на самолете, ине было никакой задержки рейса.