– Да! – возгласил Аспект-Император, обращаясь к распростёртому у его ног собранию. – Возрадовалось сердце моё! – Даже просто слушая его голос, экзальт-генерал чувствовал, как некоторые из давно и мучительно напряжённых мышц его тела постепенно расслабляются. – И пусть никто теперь не утверждает, будто это я перенёс Великую Ордалию через Поле Ужаса на собственной спине!

Пройас мог лишь, мигая, смотреть на него – его тело, нет, само его существо пылало в… в…

– Поднимитесь, братья мои! – смеясь, прогромыхал Келлхус. – Поднимитесь и говорите без церемоний! Ибо мы стоим сейчас на ужасающем поле Шигогли – на самом пороге Нечестивейшего Места!

Мгновение отчаянных колебаний, казалось, вместившее в себя явственный образ взводимой пружины или капкана, а затем лорды Ордарии начали один за другим подниматься на ноги, следом за своими телами возвышая и свои голоса, полные облегчения и беспокойного ликования. Вскоре они собрались вокруг своего Пророка, шумно галдя, словно дети, потерявшие и вновь с трудом и лишениями обретшие любимого отца. Разразившись смехом легендарного героя, Келлхус простёр вперёд руки, позволив тем из них, кому посчастливилось оказаться поблизости, сжать его ладони.

Пройас стоял недвижимо и едва дышал.

Наконец-то… прошептал голос. Ну наконец-то…

Он ощущал, как с его плеч спадает груз чудовищной ответственности – настолько тяжкий и обременительный, что он, казалось, сейчас воспарит прямиком в небеса. По всему его телу прошла дрожь, и какое-то мгновение он опасался, что может свалиться в обморок от головокружения, вызванного этой внезапной невесомостью. Экзальт-генерал сморгнул прочь горячие слёзы и запечатлел на своём лице улыбку, наброшенную поверх отпечатка неисчислимых страданий…

Наконец-то… Обманщик он там или нет, наконец-то он сменит его.

Затем Пройас приметил сидящего в полном одиночестве Сорвила, ёжащегося от, казалось, ощущаемого лишь им холода и всматривающегося в отпрысков Аспект-Императора, бок о бок стоящих всё на том же месте и бросающихся в глаза из-за своей сдержанности, не свойственной прочим присутствующим.

– Но что я вижу? – раздался звучный голос Святого Аспект-Императора. – Хогрим? Саккарис? Сиройон – храбрый всадник! Почему вы, сильнейшие средь всех нас, рыдаете столь неистово? Что за чёрная тень омрачает ваши сердца?

Около семидесяти душ, поражённых и осчастливленных возвращением своего Святого Аспект-Императора, стопились вокруг него, но, казалось, будто у лордов Ордалии теперь на всех осталась одна-единственная глотка, столь единодушно их заставили умолкнуть эти слова.

Наступила тишина, нарушаемая лишь непроизвольными всхлипами – едва сдерживаемыми стенаниями, готовыми вновь сорваться на визг.

Хмурый взор Аспект-Императора поблёк и выцвел до какой-то подлинно львиной безучастности, свидетельствующей о величавом, воистину отеческом узнавании страхов, ранее уже присущих им, но, казалось, давным-давно преодолённых. Стать Келлхуса стала для него постаментом, позволявшим выискивать лица и выхватывать их взглядом из общей массы.

– Что-то случилось в моё отсутствие. Что же?

Пройас заметил, что Кайютас потянул Серву за рукав. Его невесомость вдруг стала нематериальностью – дымом. Воспоминания о плотской силе Келлхуса окатили экзальт-генерала волною жара. Пронизывающие толчки. Сладострастные содрогания. Казалось, впервые за долгие годы он вспомнил Найюра, измученного скюльвенда. Вспомнил, как вспоминал и ранее все эти годы поднявшегося на Ютерум Акхеймиона – дикого, окровавленного и обгоревшего, точно выхваченный из пламени свиток.

Никто не посмел ответить. Рядом с Аспект-Императором все они были словно тени и молоко.

– Что вы наделали?

И Пройас заметил это – увидел в той самой дыре внутри себя, где следовало быть его ужасу. Он увидел способ, путь, следуя которым мощь, соединённая с обожанием, отделяет всякую душу от остальных. Невзирая на всё, что им довелось пережить вместе, вопреки всему, что их связывало, в действительности ничто не имело значения, кроме Анасуримбора Келлхуса.

Он стоял там – точка сосредоточения, крюк, цепляющий каждую мысль, каждый взгляд. Высокий. Величественный. Облачённый в одежды, украшенные эмблемами своих древних куниюрских предков. Бледно-белый и золотой…

– Кто-нибудь ответит мне?

Он стоял там – дунианин, захвативший и поправший всё когда-либо бывшее меж людьми. Он возвёл их так, как возводят храмы математики и зодчие – исчислив и уравновесив линии сил, суммировав нагрузки, сохранив и перенаправив их так, что все они сходились в итоге к одной-единственной опоре… Одному непостижимому разуму.

– И что же? – воскликнул Келлхус. – Вы позабыли, где находитесь? Забыли, что за проклятая земля ныне простёрлась у вас под ногами?

Ближайшие из лордов отпрянули от него, словно отвечая сигналу или намёку слишком тонкому, чтобы суметь его осознать. Прочие смешались.

– Стоит ли мне напомнить об этом? – прогремел Анасуримбор Келлхус. Его глаза полыхнули белым. Голос, искажённый и неразборчивый, вскрывающий чуждые грани постижения и смысла. Он взмахнул правой рукой по широкой дуге… Казалось, будто сам воздух, щёлкнув, ударил их, кровавя носы, и вся восточная стена Умбиликуса вдруг исчезла, разлетевшись хлопьями пепла, выдутого из костра свирепым порывом ветра. Поток свежего воздуха омыл их, унося прочь какую-то часть их вони. Люди, сощурившись от хлынувшего на них серо-голубого света, уставились наружу.

Хмурое небо…

Трущобы палаток, огромной кривой стекающие по склону Окклюзии.

А вдали – парящие над вражьими укреплениями, словно над муравьиными кучами, Рога Голготтерата.

Безмолвные. Недвижимые. Два золотых кулака, вознёсшихся выше гор и облаков. Покрытая снежно-белой изморозью овеществлённая ярость, извечно и всечасно готовящаяся сокрушить в пыль хребет самого Мира. Чудовищный Инку-Холойнас.

– Проклятье! – ревел Аспект-Император. – Угасание!

Как, подумал король Нерсей Пройас… Как могут быть настолько переплетены меж собою облегчение и ужас.

– Линии ваших предков, болтаясь, свешиваются с края Мира! Мы стоим на пороге Апокалипсиса!

Внимание Святого Аспект-Императора, только что без остатка обращённое на собравшихся вокруг него лордов, внезапно словно бы распахнулось зияющей пастью, а затем сомкнулось безжалостными челюстями на фигуре экзальт-генерала.

– Пройас!

Он едва не выпрыгнул из собственной кожи.

– Д-да… Бог Людей.

Лорды Ордалии, избавленные от натиска своего возлюбленного Пророка, облегчённо расправили плечи, ибо ярость, источаемая его обликом, едва не сбивала их с ног. Пройас изо всех сил сопротивлялся внезапному побуждению повернуться… и удрать.

– Что случилось, Пройас? Что могло запятнать так много сердец?

Все те годы, что Пройасу довелось служить Аспект-Императору, он всегда поражался мощи его присутствия, удивляясь тому, что Келлхус, когда ему требовалось, словно бы разрастался, обнажая при этом каждый твой нерв, или, напротив, умалялся, становясь тебе не более чем попутчиком. Сейчас взгляд Аспект-Императора вцепился в него железными крючьями – нематериальными, но оттого не менее прочными. Его голос струился и переливался, наигрывая немыслимые ритмы на инструменте Пройасова сердца.