— Я знаю, какое будущее вы прочите своему ребенку, который является всего лишь шестым по очередности наследования, — произнесла она, и Лев Алексеевич, до сего момента меривший гостиную шагами, остановился. — Вы хотите всего лишь удачно выдать меня замуж, и я в полной мере осознаю ваше стремление и принимаю его. Как только вы заключите эту помолвку, руки ваши в отношении меня будут развязаны, потому что завязанными они будут уже у моего жениха. Разве не этого вы добиваетесь, отец? — подняла она на родителя проницательные голубые глаза. — Вам абсолютно всё равно, насколько я буду бесполезна сама по себе. Какое образование я могу получить, и насколько широкую свободу предоставит мне род, неотъемлемой частью которого я стану. Вами движет иная выгода — финансы и магический потенциал. Думаете, я этого не понимаю?

— Полиночка… — прекратив нарезать круги, уселся мужчина напротив дочери. Сложил ладони домиком перед собой, уперев локти в колени. — Ты дорога мне. Я вовсе не отношусь к вам всем, как к средству. Мне даже немного жаль, что у тебя сложилось подобное мнение. Но я умею разграничивать роли, и сейчас в первую очередь я — отец, а делец — уже во вторую.

— Если бы это была правда, тогда вы сами подписали бы рекомендацию на мое обучение, и воровать императорскую оснастку мне не пришлось бы, — парировала княжна, сильнее впиваясь в подушку пальцами. — Вы держите меня здесь взаперти и под надзором, потому что считаете, что я опозорю себя в обществе до того, как выйду замуж. Но вы забыли, что этим мужланам патлатым…

— Полина!

— Что этим мужланам патлатым, — громче повторила она, — всё равно, на какой бабе жениться, лишь бы приданое у нее было побольше! Я устала выслушивать ваши нравоучения в то время, пока остальные делают всё, что им хочется! Я тоже хочу делать то, что мне хочется!

— Полина…

— Пойдите мне навстречу хоть раз. Не о столь многом я прошу, отец. Просто. Хочу. Жить, — делая резкий акцент на каждом слове, подалась девушка вперед. — Учиться, общаться, влюбляться, как и любой нормальный человек моего возраста. И если вы позволите мне это, оставив в покое хотя бы на годы обучения, то я… я не буду сбегать из Империи, как грозилась, — чуть тише добавила она. — Я выйду замуж, стану примерной аристократкой и женой, нарожаю наследников. Всё именно так, как вы прочите мне в идеале.

— Но ты всё еще не здорова, — возразил он. — Твой диагноз никуда не делся, и отпускать тебя в общество делать то, что ты хочешь и где хочешь…

— В ваших же возможностях приставить ко мне лекаря, который будет исполнять те же самые обязанности, только на территории академии, — стояла княжна на своем. — Ничто не мешает им вести за мной такое же наблюдение, как и в стенах дворца. А если вам претит сама мысль, что о моем диагнозе станет известно, пусть этот лекарь устроится в медпункт, и я буду ходить к нему та-а-айно… — заговорщицки протянула она, закатывая глаза. — И он будет лечить меня та-а-айно…

— Не скажу, что мне это пришлось бы по душе.

— Вы всё равно ничего не можете поделать с клятвой студента, — прищурилась Полиночка.

— Почему же? — с вызовом вскинул мужчина бровь. — Перевести тебя на домашнее обучение.

— За что же вы так меня ненавидите? — отвела девушка взгляд, нижняя ее губа мелко задрожала. — Ну пожалуйста! — воскликнула она, вновь черпая веру из внутренних резервов. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! — из глаз ее брызнули слезы, ладони сложились в молитвенном жесте так стремительно, что декоративная подушка хлопнулась на пол. — Обещаю, я буду хорошо себя вести! Ни слова матерного не произнесу, буду прилежной и… и достойной ученицей! Никогда о своем решении не пожалеете!

Протараторив всё это, выжидающе уставилась на строгого отца. Минута, две, три…

— Я подумаю, — наконец выдохнул тот, вставая с дивана. — Но если и соглашусь, то вовсе не потому, что ты сумела вымолить у меня разрешение.

С этими словами он пересек гостиную и вышел, оставив Полиночку в одиночестве. Уголки ее губ медленно поползли вверх, а указательные пальцы стерли выступившие на глаза слезы.

— Еще одно, — вернулся Император в комнату, переступив порог одной ногой. — Я, в самом деле, намереваюсь посетить особняк рода Гордеевых на будущей неделе. И во время своего визита хотел бы видеть там и тебя, и Димитрия Павловича. Вас обоих.

Неудивительно, что уголки губ Полиночки с тем же успехом стремительно поползли вниз.

* * *

— …а теперь выходящего из кабинета. И чтобы табличка была хорошо видна, постарайся уж.

— Не думаешь, что кадр покажется подставным?

— Да нет. Ты просто следи, чтобы я в камеру не смотрел. Как бы между прочим голову в сторону повернул. Даже рукой помашу внизу, чтобы размазано получилось. Фотосессия выйдет просто бомба, на флаге готов присягнуть.

— Ну… хорошо.

— А теперь уходи, давай. Чтобы поток поймать. Во-он там целая толпа идет… видишь? Так что на позицию, репортер. Вещаем с места событий.

Уже завтра Жора обязан был отправить моей сестренке пачку достоверных фотографий, на которых были бы запечатлены мои студенческие будни. Честно говоря, я так забегался со своими проблемами, что совершенно позабыл об этом парне, и теперь мы пытались наверстать упущенное.

Да и позлить алчущую власти Викторию было бы забавно, ведь теперь я — студент ментального факультета, а значит, способности потенциального наследника рода Гордеевых проявились. Димитрий плавно перекочевал на первое место в очередности наследования, и совсем скоро над родовым особняком сгустятся тучи. Нет, не из-за пары единиц на моих кубиках, а из-за бомбящего пукана сестрицы. Шах и мат, хех.

Как по мне, фотки вышли замечательными. Жора тенью следовал за мной на протяжении всего учебного дня, отвлекаясь лишь на собственные занятия, а я подбирал пейзажи, собеседников и ракурсы. Показал себя завидным женихом в окружении девчонок с бытового направления, интриганом — в беседе с Ксенией Каримовой, гурманом — во время неспешного поедания филе лосося на пару в сливочно-чесночном соусе, ценителем матери-природы — принюхиваясь к цветочным бутонам на академической клумбе и даже спортсменом — ухватившись за брусья на тренировочной площадке.

— Ну хоть сейчас в профиль на «НС» выкладывать, — с довольной физиономией рассматривал я отснятые Жориком кадры, избавляясь от тех, на которых были замечены две мои фотогеничные рыжие обезьянки.

— Нельзя, — нервно заерзал парень на скамье, восприняв мои слова со всей свойственной ему серьезностью. — Это же тайные фото.

— Ну раз тайные… — закатил я глаза, — …тогда ладно.