— Полина! — ору я.

Я не надеюсь на Беспредельщика — он дерется с охранником, когда каждая минута на счету. Ни на что не надеюсь, просто бегу, веря, что успею. Я не знаю, что буду делать, если догоню их и наткнусь на Толю. Наверное, брошусь на него, как тигрица.

Их нет. Просто нет.

Я добегаю до поворота и останавливаюсь, вглядываясь в ночную степь. Неприятная догадка пронзает меня, когда я слышу звук двигателя. Он доносится сзади и я оборачиваюсь в тот момент, когда Толя включает фары. Свет ударяет в лицо, я делаю шаг в сторону, чтобы уйти на обочину, но спотыкаюсь, ничего не видя, и падаю в пыль.

Машину спрятали на одном из съездов. Неподалеку от места, где были мы — иначе я бы не услышала крика дочери. Я прошла мимо нее.

Я пытаюсь ползти, цепляясь за сухую траву. Из-за яркого света тени становятся длинными. Внедорожник вот-вот налетит на меня, меня прекрасно видно на дороге, а он даже не пытается тормозить. За рулем Толя. Не удалось перерезать мне горло, так он меня размажет.

Когда я понимаю, что машина не остановится, сжимаюсь в комок. Мне хочется стать меньше, словно это поможет. Всего лишь рефлекс. Меня накрывает светом, тени исчезают совсем.

Мне становится не страшно. Я закрываюсь рукой, полуслепая, и ничего не чувствую, кроме сожалений.

Я его ненавижу.

Захарова. Ненавижу так сильно, что скриплю зубами. С губ сами срываются слова — я проклинаю его, выплескивая из души токсичный яд. Эта ненависть копилась годами за каждый поступок, слово, которыми он ранил меня. С мужчинами, которых не любила, но жила, так происходит. Эта ненависть сильнее здравого рассудка.

— Будь ты проклят! — я об одном сожалею, что он не услышит.

Через световую завесу пробивается чужеродный голубоватый свет. Я слышу знакомый звук двигателя, низкий, поэтому слышный за другими шумами. «Мустанг» обходит его справа, вырываясь вперед. Как тогда на бетонке, Алекс выкручивает руль и в пол топит газ.

Машину заносит боком. Передний бампер внедорожника она ловит в левый борт. Они сталкиваются с мощным звуком раздираемого металла. Ревут двигатели. Джип по инерции несет вперед и, кажется, газ он не сбрасывает. «Мустанг» ниже: его сминает, корежит, но это непреодолимая преграда — он останавливает собой внедорожник.

Я кричу, но за скрежетом не слышно мой крик. Ночь разрезает звук сигнала — кто-то упал на руль. Они оба не пристегивались. Когда машины останавливаются, из них никто не появляется. Онемевшая от боли и предчувствия, на неживых ногах я бреду к джипу. Корпусы машин потрескивают. В холодном степном воздухе я чувствую исходящее от них тепло, когда прохожу мимо. Я не замечаю силуэта Беспредельщика за рулем, не смотрю на Толю. Моя цель — заднее сиденье джипа. Надеюсь, он высадил ее…

Задняя дверь приоткрывается.

— Мама! — на дорогу спрыгивает Полина.

Я сбрасываю оцепенение, хватаю ее и крепко прижимаю к себе. Падаю на колени, ощущая горячую слезу на ледяной коже. Мне не хочется ее отпускать, даже когда я слышу скрип двери. Беспредельщик вышибает поврежденную дверь ногой и с трудом выбирается на дорогу.

Его шатает, он опирается на крышу «мустанга», чтобы не упасть. Находит меня безумным взглядом. Свет покореженной, но не разбитой фары падает ему на лицо.

— Ника… — выдыхает он, словно не был уверен, что я не погибла под колесами.

Алекс обходит разбитые машины и вытаскивает Толю из-за руля. Он жив и даже в сознании, но дезориентирован. Стоять не может — Алекс держит его. С резким выдохом он бьет Захарова кулаком в лицо. Я прижимаю Полинку, чтобы она не смотрела.

Алекс подтаскивает к себе Толю и бьет снова. Тот не держится на ногах — падает на капот, а он все не может остановиться. Из джипа робко выходит Светлана и тоже смотрит, как его бьют. Она встрепана, верхняя губа разбита, из носа вытекла кровь. Дело рук Толи или последствия аварии. Спасибо ей, что пристегнула Полинку.

Все кончено.

Они один на один, а Алекс моложе и сильнее. Он сам еле стоит на ногах, но на удар он стойкий, а злости на Захарова в нем столько, что он даже со сломанными ногами бы не сдался. Он с наслаждением бьет его, вышибая всякий раз воздух. Мы наблюдаем за избиением, пока до меня не доходит, что Беспредельщик его просто убьет. Толя перестал сопротивляться, уворачиваться, просто двигаться — он лежит на земле перед машиной, свалившись с капота.

Беспредельщик пинает его.

Я не знаю, жаль ли его Светлане, но она во все глаза следит за расправой.

— Алекс! — зову я.

У меня сорванный голос и болит горло, а я не помню, что так сильно орала.

— Алекс, остановись! Прошу, брось его! — я не хочу, чтобы у нас были проблемы. — Он связан с твоим дядей!

Только теперь он останавливается и поднимает голову.

— Он тебе нужен! Чтобы вытащить брата! Это они организовали взрыв на кладбище!

Не знаю, сработали слова или он устал, но Алекс его бросает. Обходит машину и опускается передо мной. Он весь побитый. Грязное лицо в ссадинах и кровоподтеках после аварии. Исцарапанными ладонями Алекс обхватывает мои щеки. Ничего не говорит — впивается в губы и голова идет кругом. Я так слабею, что готова лишиться чувств у него на руках, но дочь между нами.

— Не бойся, — шепчу я, догадавшись, что она перепугана, так сильно прижалась. — Это твой отец.

Я кладу голову ему на плечо. Мне плохо и хорошо одновременно: после того, как я чуть не погибла, эйфория лишила меня остатков сил. Я глажу затылок Алекса, вспоминая занос, которым он закрыл меня от джипа, и шепчу:

— Спасибо…

— Машина в хлам, — с болью отвечает он. — А я даже смерти не нужен…

— Мне нужен, — говорю я, обнимая свободной рукой за шею. Второй я держу Полинку. Злюсь на него, чтобы не смел так говорить.

Алекс глубоко и свободно дышит. Смеется от облегчения, как пьяный или сумасшедший. У нас похожие ощущения: эмоциональный взлет после смертельной опасности. В попытке поцеловать друг друга, мы сталкиваемся зубами. Я глажу побитое лицо, самозабвенно отвечаю ему с закрытыми глазами. Раньше мои чувства словно скованы были, а теперь, то ли потому, что Захаров повержен, то ли дело в нас с Беспредельщиком, но мне невероятно хорошо от его поцелуев, сильных рук и свистящего дыхания. Почти так же, как в наше первое свидание на пруду, только теперь между нами никто не встанет и не помешает нам. Я целую его, пока Алекс не начинает смеяться.

— Ну все, все… — просит он, — будет еще время.

Он хочет встать. Я прижимаю дочку к себе, он помогает мне подняться. Вместе с дочерью и Светланой он сажает нас на заднее сиденье внедорожника, а сам возвращается на дорогу. Приводит в сознание Захарова и, подтащив к «мустангу», опирает спиной на решетку радиатора. Лица Толи я не вижу, только стоящего над ним Беспредельщика.