— Уши, уши надо отрезать, легче пойдет…

— Дай ему в тыкву, сразу вылетит… и порядок…

Острословов уже никто не слушал. Обессилевший Серега сел на асфальт, прислонившись спиной к павильону. Майка хлопотала возле киоскера, которого уложили на носилки и потащили к машине. Дед постоянно вскакивал. Кричал что-то про материальные ценности и доверие государства, тем самым создавая неудобства себе и медицинскому персоналу.

* * *

Автомобиль, по тем временам престижный и для многих недоступный, Серега получил через пару месяцев после экспертизы лотерейного билета. Каждую субботу он раньше всех приезжал к метро «Сокол», рассаживал нас, «безлошадных», в своей блестящей машине и, безумно гордый, довозил до спортивного зала.

Алексей Ходорковский частенько захаживал в ресторан «Адвокат», что на Курской. От неспешных бесед с коллегами под армянский «Ахтамар» он получал истинное удовольствие. Этот коньяк — воспоминание о прекрасной поездке в Армению на озеро Севан. Там старинный друг Норик рассказал романтическую легенду о царице Тамаре и ее возлюбленном.

В этот ноябрьский вечер 2010 года Алексей уютно расположился в белом кресле в углу зала. На крошечной сцене ресторана играли джаз. Из коридора послышался бас — голос московского адвоката Бориса Нуделя.

— Боря, я здесь, здесь, — крикнул Алексей и замахал руками над головой.

— Сто лет, сто зим. Ты как? Как семья? Я так рад тебя видеть. Как внучек? — приветствовал товарища Алексей, усаживая за свой столик. — Что-то ты, Боренька, кислый? С холода еще не отошел? Давай «Ахтамарчику» для сугреву.

— Ты в коньяке, Леш, постоянен. Да и не только в коньяке. На просьбу товарища откликнулся, приехал.

— Борь, ты что-то темнишь. Разговоры о постоянстве ведешь, грусть вселенская в глазах. На тебя это все не похоже. Что случилось?

— Нет, нет, все нормально. Давай выпьем за одну девушку. Ей сегодня тридцать пять.

— Знакомая?

— Нет, не знакомая. Любимая. Но дело прошлое.

— Борь, я ее знаю?

— Да нет, конечно, нет. Откуда. Ты же вхож в мою семью, тебе тайны не положены. Но сегодня уже можно. Много времени прошло. Да и поделиться мне больше не с кем. История старая. И началась она осенью 2000 года…

* * *

Офис моего клиента находился в Брюсовом переулке. Люблю работать в центре Москвы. После бурных общений можно прогуляться по старинным улочкам, переулкам и бульварам. Просто так, без цели, медленно и со вкусом. Я прошел мимо дома Мейерхольда, взглянул сотый раз на гранитную доску со знакомым профилем. Вид этой серой доски на бесцветном доме каждый раз приводит меня в уныние — тяжело смотреть на следы чужого горя. Талантливый и безумно несчастный режиссер был арестован здесь, а потом уничтожен. Квартиру постигла та же участь. Ее разделили на две и заселили в них любовницу и водителя Л. Берии.

Клиент был сложный. Английская фирма, которая боролась с «левыми» звуковыми дисками, стояла на страже авторских прав. Им на островах, конечно, было виднее, но в Москве начала XXI века это было пустым занятием. Однако они были готовы судиться-рядиться со всем миром. Мои доводы насчет борьбы с «ветряными мельницами» никто не слышал. С пеной у рта, через кучу переводчиков они настраивали меня на «боевые» действия.

Путь лежал в сторону Белорусского вокзала. Я свернул в проходной двор и мимо Центрального телеграфа вышел на Тверскую.

Улица сверкала рекламными щитами и витринами. Площадь Маяковского была, как всегда, прекрасна и полна народа. Изучив афиши зала Чайковского, я перешел дорогу и оказался за спиной памятника великому трибуну. Люди, в основном молодежь, ожидали своих спутников. Мое внимание привлекла девушка. Чем она заинтересовала меня — не понятно. Потом, спустя годы, я много раз спрашивал себя, какого рожна мне надо было, зачем подошел? Но ответа не было.

Ей было лет двадцать пять, милая и очень худая. Одета она была странно — ни куртки, ни пальто не было. Черные брюки, мешковатая голубая кофта явно не соответствовали холодному октябрю. Лицо ее ничего не выражало, какое-то безучастное, отрешенное. Глаза — очень красивые, с поволокой — слезились. И еще паника, да-да, в ее глазах была паника, отчаяние. Это и привлекло мое внимание, заставило еще раз посмотреть на нее. Непонятно, что она здесь делала без верхней одежды? Кого можно ждать с таким выражением лица?

В моей голове стали выстраиваться какие-то предположения. Прошел еще раз мимо, потом подошел к ней и обратился с глупым вопросом, что-то о грусти в глазах. Попытка завести разговор была серая и неоригинальная. Она молчала, я не уходил. В этот момент мне вспомнилась начальная сцена из «Пигмалиона» В. Шоу, все было похоже, только без цветочков на продажу. Я засмеялся, она посмотрела на меня и улыбнулась. Выло холодно, погода подталкивала к движению, но она стояла на месте и, похоже, никуда идти не собиралась. Завел разговор, она молчала. На стандартную просьбу о номере телефона был ответ, что телефона нет. Я быстро записал свой номер. Вез всяких эмоций взглянула на клочок бумаги.

— Я не позвоню, — сказала она.

Девушка меня заинтересовала. В итоге я выяснил, что она ждала кого-то по торговым делам, должна была передать деньги. Я слушал вполуха и любовался ею.

— Прошу тебя, пообщайся со своим коробейником и никуда не уходи, сейчас вернусь.

С этими словами я вприпрыжку добежал до гостиницы «Пекин», в холле купил мобильный телефон и, широко улыбаясь, вернулся к памятнику. Девушка стояла на том-же месте. Вручил ей телефон и сообщил, что обязательно позвоню на этот номер. Она молча положила телефон в сумку и, не сказав ни слова, пошла к метро.

Утром следующего дня я уже звонил незнакомке. Ответил унылый, бесцветный голос. Я назначил свидание на вечер, на той же площади. Она мгновенно согласилась, поблагодарила за телефон. Голос стал бодрее, звонче.

На встречу она пришла явно раньше. Когда я появился на Маяковке, девушка уже стояла основательно подмерзшая. Схватил ее в охапку и потащил в ресторан. Кулинарные изыски и богатый итальянский антураж сковал ее. Представилась:

— Лена, Лена Данилова.

Ей было 24 года, родом из маленького, далекого подмосковного городка. Проживала она рядом с Москвой, в частном доме профессорши медицинского института.

Слово за слово, расспросил о девичьей жизни, намекнул на одежду не по сезону. Лена молчала. В ресторанах девушка явно не бывала. Как общаться с этим вышколенным официантом, что делать с тяжелым меню, о чем говорить со мной она не знала и чувствовала себя неуютно. Я попросил рассказать что-нибудь о себе.