В начале этого года она закончила второй мед, и из общежития ее тут же вытурили. Она поселилась в качестве компаньонки в доме профессорши и имела комнату на втором этаже. С дальнейшей учебой не вышло, нужно было на что-то жить.

Зазвучала итальянская мелодия, я пригласил ее на танец. Танцевать Лена не умела. Меня это забавляло: все умеют, а моя партнерша — нет. Я промолчал. Развеселить Несмеяну не получалось, улыбки на лице так и не появилось. Она была зажата, как пружина. Помимо всего прочего, ее, наверное, сковывала и одежда, явно не подходящая к ресторану на Тверской. Ужин был закончен. Вышли на ветреную, шумную улицу. Она взяла меня под руку. Это было приятно.

— Что будем делать, Леночка?

— Поехали к тебе, если есть куда, — сказала она тихо, уткнув глаза в асфальт.

Я настроился на ухаживание. Деньков на пять-шесть меня бы хватило. Ведь мне — сорок восемь, а девочке — в два раза меньше. Но предложение поступило, дома — семья, нужно было что-то думать. Повел ее в гостиницу, все в тот же «Пекин». Вечер был прекрасный. Фантастика… Я буквально растворился в ней. Новые ощущения. Эта хрупкая, молчаливая девчушка перевернула в моей голове все представления о женщине. Она любила меня так неистово, так дико и отрешенно, что я не успевал ловить ее ласки. Нежные врачебные руки, упругая грудь, худое, завораживающее тело добили меня окончательно. Я потерял ориентацию. Выло хорошо, нет, не то слово — божественно.

И так было всегда. Все восемь лет, которые мы были вместе. Каждая наша близость была ее подарком мне. Я мыл ей ноги перед сном, целовал выступающие венки на икрах и каждый раз рассказывал историю о древних евреях, ласкавших своих возлюбленных. «Ты не древний еврей, ты еврей-любитель. Можешь не мыть». Она всегда звонко смеялась во время диалогов в ванной.

Наше второе свидание я назначил на самое утро. Ее нужно было срочно одеть, даже смотреть на летний плащик было холодно. Встретились у метро «Динамо». Продавцы на тряпичном рынке ЦСКА только просыпались, волокли свои бездонные короба и развешивали разноцветные тряпки на голых, безруких манекенах.

Я брал очередную шмотку, направлял Лену в примерочную и с явным удовольствием наблюдал за ней, любовался. Она не возражала. Мне нравилось побыть таким «рубахой» парнем с открытым кошельком.

— Не надо, Боренька, это лишнее, хватит тратиться. Я и так согласна быть с тобой, — несколько раз она останавливала меня.

Казалось, что это говорится от души. Я получал удовольствие от действия, вошел в раж. Все обвешенные пакетами, мы зашли в какую-то кафешку, плюхнулись на стулья без сил, но довольные.

Профессорша, у которой жила Леночка, требует отдельных строк. Девочка была нелюбимой падчерицей из сказки. Уборка дома, работа в саду, выгуливание двух огромных ротвейлеров. Частенько приходилось бегать на станцию за водочкой, которую светило науки употребляло в немереном количестве. Ну а купить продукты, приготовить и накормить благодетельницу — это само собой.

Дом находился в зеленой зоне под Москвой. Туда уже пробрались «зубастые» виллы коммерсантов, и жилище «злой мачехи» представляло собой довольно убогое зрелище. Двухэтажный барак с залатанной крышей, не видевший ремонта лет сорок. Но худо-бедно были газ, теплая вода, большой участок. С моим появлением в жизни Лены тут же начались проблемы. Пьющая хозяйка почувствовала, что власть пошатнулась, и стала есть девочку поедом. Появился мужик, защита. Это уже ни в какие ворота не лезло. Возвращаясь от меня, она каждый раз «целовала» замок калитки и карабкалась через двухметровый забор. Жизнь в доме стала невыносима.

Я видел ее синяки на ногах и слушал очередную историю о житейских невзгодах. Последней каплей было нападение одной из собак. Она как могла отбивалась. На руке от клыка остался глубокий след. Я должен был как-то реагировать. Предложил возлюбленной уходить из этого дома и срочно стал искать съемную квартиру. Пока возились с риэлторами, три ночи пришлось перебиться в гостинице.

Валентина Ивановна доставляла девушке не только физические страдания, но и давила морально. Леночка была врач. Диплом Московского меда с отличием. Салтычиха, будучи теткой практичной, с жесткой хваткой, прекрасно понимала, что девочка с врачебной деятельности большого дохода в дом не принесет. Она заставила ее заниматься продажей «Гербалайфа». Врачебная работа и ординатура были под запретом. Ленка стала коробейником.

— Леша, я битый, перебитый адвокат. Удивить меня довольно сложно. Но даже я офигел от такого персонажа, как «профессорша». Я и не предполагал, что такие типажи встречаются в наше время. Но что было, то было. Молодой доктор с большой тягой к врачеванию ходила по городам и весям, продавая пищевые добавки. Ну а деньги? Естественно, вся в долгах. Закупала на заемные. Ну а выручка куда шла? Ты, наверно, догадался. Салтычихе, конечно.

Первый ее опыт в бизнесе был неудачным. Продать она толком ничего не успела, а долг в тысячу долларов заработала. Ее долг я сразу отдал.

Решение о переезде приняли сразу. Сели в машину и поехали за вещами. Поднялись на второй этаж в Ленкину комнату. Собрали чемодан и уехали. Через четыре дня я перевез ее из гостиницы в однокомнатную квартиру на Павелецкой. Вот с этого момента и началась наша совместная жизнь. Коммерцией заниматься я ей запретил, твердо решив: быть ей хорошим доктором в хорошей клинике и обязательно кандидатом медицинских наук. Но сначала — ординатура.

С большим энтузиазмом занялся ее проблемами, делал это с радостью и напором. Через четыре месяца Леночка уже училась в ординатуре.

В это время я стал называть ее «ЗАЯ». Назвал, прижилось, ей понравилось. Она напоминала испуганного зайца из уголка Дурова. Это поздняя версия. А с чего началось, когда слово прилипло, — забылось.

Ленка в своем ординаторстве была счастлива. Я возился с ней, как с любимой куклой: рядил ее, холил и лелеял. Прокормить и приодеть одного любимого ординатора я мог. Учеба проходила в роддоме Первой Градской больницы. Первый год — гинекология, второй — акушерство. Специальность она обожала, поэтому учеба была ей в охотку. Чудное настроение, прелестная улыбка всегда были с ней. Смотреть на нее было приятно, а быть рядом — тепло.

Этот двухлетний период учебы и практики прошли на ура. В больнице ее хвалили, предлагали остаться работать, но Леночка собиралась работать только в «детстве». Детский гинеколог — была ее заветная мечта. Она была прекрасный врач — ординатор. Не выдрючивалась, как многие москвички. Отлично понимала, что для нее ординатура — великий подарок судьбы. Поэтому Лена готова была пахать в больнице и за себя, и за медсестру, и за санитарку. Для нее не составляло труда вымыть пол в хирургии, подготовить пробирки или сбегать в лабораторию за результатами анализов. Врач, делающий на работе все от души и с улыбкой, вызывает взаимные симпатии у коллег. Сестры же с удивлением смотрели, как доктор перестилает кровать больному или выносит утку. Зая зарекомендовала себя блестяще и закончила учебу с отличием. Распределили ее в московскую детскую клиническую больницу на должность врача — гинеколога. Мы оба были на «седьмом небе».