Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Послушайте, а как мои пацаны узнают, что я здесь? — Мысль была столь неожиданной, что Антошка даже перестал на некоторое время жевать.
— А это мои проблемы. Нечего было оруженосца отпускать, — пожал плечами фон де лю Доед. Потом счел за лучшее утешить своего пленника: — Да вы не убивайтесь! Если оруженосец не имеет чести быть последним дебилом, то сообразит, что пахан в беде. Или сам явится, или пришлет кого. Раз пацан, то закон знает.
Оставалось надеяться только на это. Впрочем, настоящий герой выкупа не платит. Он или сбегает из плена сам, или его освобождает кто-то из спутников.
Жаль лишь, что спутники подкачали. Джоан неплохо проявил себя в битве с волколаками, но отнюдь не производил впечатления отчаянного смельчака, который сумеет вызволить своего любимого господина из заточения. Что же касается Ольгерда, то о нем не хочется и думать. Без размышлений ясно, что он предатель и надеяться на него нечего.
— Ваша милость, там какой-то бродячий поэт заявился. Пустить? — спросил вошедший в зал воин.
— Не Ольгерд, часом? — хмыкнул фон де лю Доед.
— Он самый. Обещает балладу про вас сочинить.
— Ладно, пусти, — махнул рукой хозяин и обратился к Антошке. — Бродит тут один попрошайка. За миску похлебки любую песню сочинит. Правда, сочиняет складно. Не изволили встречать?
— Хрен его знает. Может, и попадался где, — как можно небрежнее ответил Антошка, хотя сердце его забилось.
Вдруг Ольгерд совсем не предатель, а даже наоборот?
— А желаете, он сочинит балладу о моей победе над вами? Вот увидите, так распишет, словно бились мы три дня и три ночи. Вместе и послушаем, — спросил фон де лю Доед и громко захохотал.
Его воины мигом присоединились к господину, и эхо заплясало от стен.
Не смеялся один Антошка. Он был не прочь попасть в песню, но не в качестве побежденного. Одно дело — попасть в историю, другое — в нее влипнуть.
— Да вы не дрейфьте! Я с вас за это даже медяка не возьму! — под новый взрыв хохота произнес Доед.
Вошедший в зал Ольгерд застыл, пытаясь понять, не над ним ли смеются? Он обвел затравленным взглядом зал, увидел Антошку и сразу заметно побледнел.
— Че скажешь, рифмач? Я вон думал тебе балладу заказать о моей новой победе, а мой пленник, видишь, ни в какую. Так ты и без обеда остаться можешь.
Ольгерд недоуменно посмотрел на хозяина, на Антошку, опять на хозяина, и вдруг на его лице отразилось понимание, а с ним вместе — облегчение.
И тут до Антошки дошло, что поэт испугался встречи, а с нею — обоснованного упрека за постыдное бегство. И хорошо, если только упрека!
Будь Антошка гостем, ему бы ничего не стоило уговорить хозяина отдать Ольгерда на расправу или просто высечь на дворе. Но так как никаким гостем Антошка не был, то Ольгерд мог быть полностью спокойным за свой афедрон. Разве что фон де лю Доеду не понравится его очередное творение и розги послужат вместо гонорара.
— Сочинишь? — Доед покосился на Иванова с явной издевкой.
— Постараюсь, — Ольгерд потянул из-за спины гитару.
Но, едва прозвучал первый аккорд, Антошка не вытерпел:
— Позвольте поблагодарить за угощение, братан. Извините, что-то я притомился.
— Как знаете. Отведите пленника!
Но напоследок Антошка еще бросил на Ольгерда полный презрения взгляд. Бросил бы что-нибудь более весомое, да не случилось под рукой.
— Идем.
На этот раз Антошку повели гораздо ниже его прежнего обиталища. Здесь своды сочились водой, словно рыдали над судьбой невинного героя. Да и света, кроме как от чадящих факелов, не было никакого.
— Сюда.
Заскрипела ржавая дверь. Иванов хотел гордо войти в камеру, но тут сопровождающие подхватили его с двух сторон, приподняли и бросили внутрь.
Ох, и многое бы им сказал Антон, если бы от неудачного приземления не перехватило дыхание! Он даже не подумал, что героя бросают в темницу отнюдь не в фигуральном смысле.
А зря.
Антошка впал в отчаяние. И было отчего. До него впервые дошло, что приключения не всегда и не для всех заканчиваются хорошо. Ведь говорил же Берендей, что многие попадают за Ограду, да не всем это идет впрок. А он в ответ лишь гордо поводил плечами, мол, к нему это не относится. Князем стал, на княжне женился, супостатов всех победил.
Ведь действительно победил! И дракона, и разбойников, и кочевников, и Кощея. Так чего же дураку дома не сиделось? Должен был понять, что везение героя заканчивается свадьбой. Дальше начинается счастливая семейная жизнь с ее скандалами, упреками, если повезет — с потайными левыми тропами, но так, чтобы не узнала жена. Пусть другие теперь добиваются подобного счастья! Все равно двух принцесс не урвать. Их и так на всех почему-то не хватает. А владения... Он же свои до сих пор не объехал.
И еще много чем попрекал себя Антон, валяясь в кромешной тьме на убогой соломенной подстилке. Шуршали крысы, топали ногами, как слоны, и рыцарь невольно напрягался, готовясь к схватке.
Наверное, крысы чувствовали эту готовность и не нападали, ожидая, пока человек ослабеет. Они ведь не дуры, тем более у себя дома. Знают что и почем, и вместо подвигов предпочитают действовать наверняка.
Выбраться бы отсюда — и сразу к себе в родную Берендею. И никогда! Никуда! Ну их, эти приключения!
Вот только Доеду отомстить за его коварство. Зло должно быть наказано. Иначе порядочному человеку совсем жизни не станет. Придется побороться в последний раз со всемирным злом, спасти человечество и со спокойной совестью на покой.
И Антошка от отчаяния плавно перешел к светлым, невзирая на окружающую тьму, мечтам. Мечтал он, как будет рубить фон де лю Доеда в капусту мечом, пронзать копьем, дубасить палицей, топтать конем и сапогами. Видения были настолько сладостными, что едва не убаюкали Антона, но у самого края сна померещились какие-то звуки, и герою пришлось нехотя оторвать голову от соломы.
Что-то загремело, заскрежетало по ту сторону двери, а затем ее с силой толкнули раз, другой и вдруг сообразили, что она открывается наружу.
Коптящее пламя факела едва не ослепило Антошку.
«Неужели уже месяц пролетел?» — подумал Иванов, пытаясь разглядеть заглянувшего.
Глаза привыкли к тусклому свету, и Антошка с радостью понял свою ошибку.
На пороге вестником свободы стоял Ольгерд, и факел бросал красные блики на его гордое собой лицо.
— Быстрее, князь.
Упрашивать Антошку не пришлось. Может, он был бы и не прочь полежать еще немного, придаваясь сладостным мечтам, да второй раз такой случай мог и не представиться.
Тело затекло, и герой вместо бодрого вскакивания поднялся, кряхтя, точно старик. Но молодость и лошадиное здоровье взяли свое, и через несколько секунд Антошка уже вполне мог передвигаться без посторонней помощи.