— Ох, — услышала она голос Корнелии, и затем снова: — Ох! — Корнелия шагнула в комнату и медленно опустилась на колени, как будто она в церкви. Клэр сидела тихо, позволяя Корнелии побыть наедине с домом. Через несколько секунд Корнелия сняла пальто и уселась, скрестив ноги.

— Привет, дом, — весело сказала она.

— Он живой, — заметила Клэр.

— Конечно.

Они медленно оглядывали комнату, любуясь золотисто-зелеными обоями и двумя серебряными подсвечниками на мраморной каминной доске, и Клэр захотелось узнать, не ждет ли Корнелия, что дрова в камине загорятся и там появится пламя, оранжевое, потрескивающее, поющее.

Клэр почувствовала другой запах, не имбиря, а чего-то более тонкого и прохладного. Она выпрямилась и присмотрелась к вазе с белыми цветами, стоящей перед ней на столике. Она наклонилась и понюхала, затем легонько коснулась пальцем одного лепестка. Отдернула руку и оглянулась на Корнелию.

— Настоящие, — прошептала она. — Они тоже живые.

Корнелия подошла и тоже коснулась цветка, и в эти несколько секунд Клэр поняла, что они обе верят в чудеса.

Затем Корнелия сказала тихо и печально:

— Гардении. Ну разумеется, гардении. — И добавила: — Мариелла.

— Мариелла?

Корнелия вытерла глаза и улыбнулась Клэр.

— Она убирала в доме миссис Голдберг, сколько я себя помню. Мама сказала, что Руфь и Берн попросили ее приходить сюда, чтобы проветривать дом и вытирать пыль. Наверное, она сегодня кинулась сюда с похорон.

— Она оставила цветы для нас, — предположила Клэр.

— Возможно. Но вообще-то я не знаю. Не удивлюсь, если она приносила цветы каждый раз, когда приходила сюда. Странно, если бы она поступила по-другому. Миссис Голдберг обожала гардении.

И почему-то это показалось Клэр не менее чудесным, чем цветы, которые оставались свежими долгие годы: одна женщина могла любить другую и делать приятные вещи для нее, даже после того как она уехала. Как будто любовь — это привычка, от которой вы не можете отказаться.

— Я покажу тебе все. Весь дом. Гостиную с ракушками, кухонный стол, которому двести лет… Но немного погодя. — Глаза Корнелии засияли от радости. — Но пока начнем с главного. Пошли на чердак. Прямо сейчас. Как ты считаешь?

— Я считаю, что да, — ответила Клэр. — Прямо сейчас.

И она поднималась за Корнелией по лестнице на чердак, причем ставила ноги аккуратно, опиралась на перила, как будто подняться на чердак, который Корнелия так любила, было делом, которое выполнять нужно было точно и правильно. Наконец одним стремительным движением, как будто их вознесло ветром, они оказались в дверях окрашенного в медовый цвет чердака миссис Голдберг.

Я показала Клэр детскую фотографию миссис Голдберг. Здесь ей было одиннадцать лет.

— Как мне. — По ее голосу я поняла, что в этой комнате она ощущает то же, что и я, — она заворожена. Всем домом, не только этой комнатой. Даже когда я начала рассказывать, причем я делала это приглушенным голосом, с особыми ударениями, как делала всегда миссис Голдберг, она не отрывала глаз от фотографии.

— Семья миссис Голдберг приехала сюда из Нью-Йорка, но свой одиннадцатый день рождения она провела в доме своих дяди и тети, на ферме, недалеко отсюда. Ее кузине Сюзан тоже было одиннадцать, и они смотрели, как ее брат Альберт с друзьями играют в бейсбол. У одного из парней были серьезные голубые глаза. Хотя миссис Голдберг была еще в том возрасте, когда мальчиков не замечаешь, этого парнишку она заметила. — Я взглянула на Клэр.

— Я замечаю мальчиков, иногда, — смущенно призналась Клэр. — Ну, только не мальчиков моего возраста, а… — Она замолчала и улыбнулась.

— Интересно, что ты имеешь в виду, — заметила я. — Но и этот мальчик был не ее возраста. Ему было семнадцать.

— Ох! — воскликнула Клэр, как будто заметить семнадцатилетнего парня было куда удивительнее, чем, скажем, мужчину тридцати четырех лет.

— И пока она за ним наблюдала, он стоял у края поля и ее кузен Альберт бросил в него мяч. Высокий мальчик хотел поймать его, но промахнулся, и мяч попал ему прямо в голову.

Клэр поморщилась.

— А миссис Голдберг не сумела сдержаться и расхохоталась.

— Это ужасно.

— Она тоже так решила. Просто пришла в ужас. И побежала туда, где он лежал. Наклонилась, представилась и извинилась. Мальчик улыбнулся, протянул руку и сказал: «Я Гордон Голдберг. И наверное, я выглядел смешно, когда свалился, как подстреленная утка». «Скорее, кегля в боулинге», — поправила миссис Голдберг. Гордон опять улыбнулся и потерял сознание.

— И они влюбились друг в друга.

— Она — да, а ему понадобилось для этого еще шесть лет, но уж тогда он влюбился по уши. Они были женаты более тридцати лет, но потом он умер.

— И она больше не вышла ни за кого замуж, — уверенно сказала Клэр. — Ведь у каждого есть только одна настоящая любовь, верно? — Вопрос сногсшибательный.

— Не знаю. Может быть, у некоторых людей любовь может случиться и не один раз, — ответила я. И подумала: «Пусть, пусть я буду права. Иначе мне не на что надеяться».

Мы с Клэр некоторое время сидели в уютном молчании, разглядывая портреты членов семьи миссис Голдберг. Затем я почувствовала, что Клэр смотрит на меня, и повернулась к ней.

— Моя мама вышла замуж за моего отца, — задумчиво сказала она. — Странно, верно? Наверное, они любили друг друга. И моя мама больше ни за кого не вышла замуж. В смысле пока не вышла. Но не думаю, что это из-за того, что мой отец был ее настоящей любовью.

— Я не знаю, — честно призналась я. Я подумала о рыжей женщине на похоронах Мартина. То, что я не смогла полюбить его, не означало, что никто не может.

Клэр ничего не сказала, но теперь наше молчание не было спокойным, мы словно ожидали чего-то.

— Я видела свою маму. — Я не могла разглядеть, что у нее в глазах. Казалось, она видела нечто, чего в комнате не было. — Однажды ночью. Я ее видела после того, как она заболела. Я ее видела. С мужчиной. Они… — Она смотрела на меня, не в состоянии закончить. Со страхом. Вот что было в ее глазах. Страх и отвращение. Я должна была соображать быстро, чтобы залечить ту рану, которую ей нанесло то, что она видела. Я не хотела, чтобы она росла с таким отношением к сексу.

— Я не знаю, почему твоя мама занималась сексом с тем мужчиной. Секс. Ты ведь знаешь, что это такое?

— Да, — призналась Клэр, и я с облегчением услышала усталость в ее голосе, будто она хотела сказать — что за глупый вопрос?

— В том, чем они занимались, нет ничего плохого. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Думаю, что да, — помолчав, согласилась Клэр. — И не думаю, чтобы она была в него влюблена. То есть, может, и была, но я так не думаю.