– А ты вообще суешь нос не в свои дела, – смерила Музу презрительным взглядом Алиса-Антонина.

– А знаете, что меня впервые заставило задуматься о возможности подмены? Не поверите, но в этом виноват ваш дружок и человек, прикрывающий вас в полиции, – Константин Сергеевич.

– Этого не может быть! – стукнул по столу Виталий.

– Нет! Он не хотел! Так получилось. Он так меня уговаривал уехать домой! Любой здравомыслящий человек засомневался бы в его искренности. И еще он мне рассказал то ли фильм ужасов, то ли страшный сон, в котором я, как надоедливая учительница, прихожу к людям и заставляю их заниматься музыкой, хотят они этого или нет. Я подумала, что есть несоответствие: умирающий человек сообщил, что его сын безумно хотел изучать музыку, просто не было денег. А я успела понять, дорогой Петр, что у вас нет ни малейшей склонности к музыке. Как так? Я не знаю ни одного человека без слуха, который хотел бы научиться играть, потому что для него это занятие превращается в пытку! Не могли вы этого хотеть, потому что вы – не его сын-инвалид, а безжалостный убийца, совсем другой человек! – перевела дух Муза. – А еще, когда мы с Антониной-Алисой приехали на квартиру к Виталию, она сразу же включила свет, хотя выключатель находится в необычном месте. Ты уже не раз бывала в этой квартире! Ты всё время лгала!

Антонина-Алиса нервно дернула плечом. А нотариус закурил. Наверное, он уже жалел, что не вызвал полицию сразу. Руки у него тряслись.

– Вы ничего не докажете, я инвалид. Оставьте меня! – истерично крикнул Виталий-Петр.

Пепел с сигареты Валерия Алексеевича упал на бумаги, и они тотчас вспыхнули ярким пламенем.

– Вот ведь черт! – выругался нотариус и принялся махать на пламя, которое мгновенно выросло еще больше и перекинулось на жалюзи и многочисленные папки на стеллаже.

– Господи! Дева Мария! Чего смотрите? Помогите! – крикнул нотариус.

Антонина-Алиса рванула к двери и закричала:

– Она закрыта! Черт! Где ключ?!

– На окнах решетки, – напомнила Муза.

Инвалид Виталий вскочил и кинулся выламывать дверь своим мощным плечом. Нотариус наконец вылил на стол и стеллаж воду из графина и погасил пламя. А Муза стояла и улыбалась.

– Вуаля! Что и требовалось доказать! Чудесное исцеление! Да у меня еще и дар целительницы!

– Ах ты ведьма! – разбил графин с водой Петр и с горлышком-«розочкой» кинулся на Музу. – Да я убью тебя! – Сильным броском он повалил ее на стол. – Неужели ты думаешь, что я выпущу тебя отсюда живой? Да я лучше сам тебя сожру! – орал он, прицеливаясь, как ее получше пырнуть, а Муза, отбиваясь, визжала во весь голос.

В этот момент нотариус перепрыгнул через стул и выбил «розочку» у Петра-Виталия. Они сцепились. Валерий Алексеевич был не нотариусом, а следователем из Москвы, которому поручил это дело друг Григория, подполковник Василий Михайлович.

В глазах у Музы было темно, но когда зрение вернулось, она увидела пистолет, только он дергался, потому что державшая его рука сильно дрожала.

– Не надо, – прошептала Муза, – все кончено. Дом окружен, и весь разговор записывался.

– Вот именно – всё кончено! Но это буду решать я! Ты появилась в нашей жизни и разрушила ее, и тебе тоже не жить! – с ненавистью произнесла Антонина.

– Всем стоять! Не двигаться!

В кабинет ворвались вооруженные люди, сбив с ног девушку с пистолетом. Но она успела выстрелить, а Муза – ощутить боль, увидеть кровь и потерять сознание, все это – в считанные секунды.

На улице благоухала долгожданная весна. Солнце припекало, снег уже сошел, а птицы чирикали и заливались трелями. И пусть это был не Париж, а Москва, но трое, мужчина и две женщины, очень продуктивно проводили время за столиком уютного кафе. Григорий, Муза и ее подруга Настя вели неторопливую беседу. Настя никак не могла поверить, что Муза попала в такую историю.

– Главное, что всё закончилось хорошо и злодеи пойманы, – сказала она. – Не говори, что я бессердечная, но Генрих получил свое! Уж он-то попил кровушки у женщин!

– Не будем о нем, о покойных плохо не говорят, – остановила ее Муза, которая нежно держала за руку Григория.

Рука у нее еще побаливала. Пуля, выпущенная Антониной, пробила кость, была операция, спица… Совсем недавно сняли гипс. И вот Григорий теперь каждый вечер и при первой же возможности массировал ей пальчики и руку.

– Это так трогательно! – заметила Настя. – Вы как пара голубков!

– Так и есть, – улыбнулся Григорий. – Мы всегда будем вместе. У меня дома теперь две прооперированные женщины – Муза и дочка. Просто лазарет какой-то. Хорошо, что обе операции прошли успешно. Это счастье.

– Да, мы теперь пойдем на поправку, – пообещала Муза, держа чашку с ароматным кофе.

Настя покачала головой.

– Это специально, что ли? Раз ты пианистка, то судьба преподносит тебе всегда ранения именно в руки! То вилка, то пуля!

Муза рассмеялась.

– Я тоже уже думала об этом. Помните, как мне воткнул вилку в руку несостоявшийся жених-шизофреник?

– Как вспомню, так вздрогну, – дернул плечом Григорий, ведь именно ему пришлось эту вилку доставать.

– Ну так вот! К руке чувствительность вернулась! Я сначала сама не поверила, но это правда! Так, глядишь, после огнестрела и в другую руку вернется. Останется только потренироваться – и вперед, то есть назад в профессию! – сказала Муза.

Настя слушала ее, открыв рот.

– Да, с твоими талантами и такими способами возвращения чувствительности ты точно далеко пойдешь! Станешь снова звездой международного уровня. Я представляю ответ журналистам на вопрос: «Как вам удается настолько виртуозно владеть инструментом?» И ты такая, вальяжно развалившись в кресле: «Как сказать, господа начальнички? Всегда играла, потом потеряла чувствительность. Потом пулю поймала одной рукой, вилку воткнули в другую. Все зажило, и теперь я играю, как Моцарт, в натуре!»

Настя сказала это с таким лицом, что все рассмеялись.

– Думаю, что я останусь с Викой, а все гастроли в моей жизни закончились. Теперь все свое время я посвящу семье, – сказала Муза, и Гриша поцеловал ей руку. – А бог даст, так и общего ребенка родим.

– А куда дели тело настоящего Виталия? Извините, что интересуюсь, порчу настроение в такой чудный день, – спросила Настя.

– Тело до сих пор не нашли, – ответил Григорий. – Но у Музы своя версия.

– И я уверена, что она верная. Не зря нам рассказали о пленных немцах, затопленных в болоте рядом с домом Виталия. Думаю, что он там. Антонина – страшная женщина… а ее дед руководил затоплением пленных. Гены… и страшное знание об этом. А то, что Петр не колется, – его это не спасет. Доказанных преступлений тянет уже на пожизненное, – ответила Муза.