— А как же мой Источник? Я останусь без сил?

— Расследование веду я, и решение по этому делу тоже принимаю я. Я предложил графу сделку — его жизнь, взамен на добровольную передачу вам своего Источника. Таков и был мой первоначальный план. Но, граф сначала захотел поговорить с вами, поэтому я вас и вызвал.

Родстер выпустил меня из объятий, подошел к столу и стал ковыряться в каких— то бумагах. Я, видя, что он занят делом и не смотрит на меня, непроизвольно стала оправлять волосы, платье, поправила грудь. «У-у-у, какая, — подумала я с гордостью, — на сегодняшний день это лучшее из моих творений».

— А зачем вы держите личину? — вдруг спросил меня герцог, подняв голову. — Ваши силы уходят. Новые приобретения, конечно, чудесны, и я не против их оценить, скажем, сегодня вечером, а сейчас верните все на место. Обморока мне тут еще не хватало!

Я смутилась. А, действительно, зачем?

— Тогда мне нужно зеркало, — проговорила я смущенно, — у вас есть ванная комната?

— Найдется.

Родстер проводил меня и оставил одну. Я тяжело вздохнула и, отпустив все силы, вернула себе первозданный вид. Немного пригладила прическу, покусала губы и, вдруг, остановилась. Что я делаю? Я хочу понравиться Родстеру? Пришлось признаться — да, хочу. Где мои благие намерения? Ладно, будем похолоднее и поделовитей: сначала — Источник. Я вышла к герцогу в кабинет, где он перебирал какие-то бумаги.

— Я готова. Пойдемте, навестим графа ле Мор, — сказала я, и даже залюбовалась собой — собранная, спокойная, в официозе.

— Диана, я вам говорил, что с первой нашей встречи вы поразили меня? Я никогда не видел столь стремительно меняющихся женщин. Вы — прирожденная актриса. Я несколько раз проверял вас на сцене, специально ставя в неловкие ситуации. Но вы, (выше всяких похвал!), достойно выходили из них!

— Мне очень приятно слышать ваши слова, — сухо кивнула я, сложив руки на груди (этакая настоятельница женского монастыря, а что? — аббатис я еще не играла). — Пройдемте к страждущему.

Мы вышли из кабинета герцога, и в приемной я столкнулась с бедолагой Арчи. Оглядев меня с ног до головы, он снова выпучил глаза и открыл рот. Ну, что опять не так? Лэ Вель только тихонько посмеивался.

Пришлось спуститься в подвалы. Охранник открыл нам камеру и, войдя, мы увидели графа. Что сказать? Тюрьма никого не делает краше. Граф осунулся, под глазами залегли тени, нос заострился, а губы вытянулись в тонкую линию — ушла красота и надменность, остался встревоженный, хмурый мужчина.

— Что вы с ним сделали за ночь? — Вполголоса спросила я у Родстера.

— Давайте об этом после. Граф, — обратился он к заключенному, — мы с графиней ле Мор пришли поговорить с вами.

— А вы еще не наговорились за ночь? — повел тот плечами. — Я хотел видеть Диану, вы здесь совершенно не причем.

— Род, — я подошла к лэ Вель и положила руку ему на плечо, — пожалуйста, оставь нас одних.

— Так-так-так, значит, я правильно думал? Вы любовники? — воскликнул ле Мор. — Так вот почему вы мне отказали в тот памятный вечер? Хотя, скажу честно, на мне был амулет, который воздействовал на вас ментально. Ваша тетя не устояла. Правда, на нее даже воздействовать было не нужно, она сама выпрыгивала из платья. Горячая штучка, ваша тетушка.

— С чего это вы решили, что герцог мой любовник?

— Да бросьте, это видно невооруженным глазом. Сегодня ночью его светлость очень усиленно меня уговаривал. Для посторонней женщины такого не обещают.

— Вернер, — угрожающе произнес Родстер, — наши договоренности в силе?

— Да, в силе, в силе. Не мог отказать себе в удовольствии немного вас позлить. Оставьте нас с графиней наедине. Мне кое-что нужно ей сказать.

— Говорите при мне. Я могу отойти. Г-мм… тут и отойти некуда.

— Род, пожалуйста. — Я умоляюще сложила руки.

— Хорошо. Я буду за дверью.

Родстер вышел.

Вернер, молча, рассматривал меня, я, с интересом, его. Моя бессменная «пауза». Наконец, он заговорил.

— Вы мне спутали все планы, Диана. По рассказам вашей тетушки, вы — взбалмошная, эгоистичная и безвольная особа, не способная жить своим умом. Я недооценил вас. И вот, все мои планы полетели в тартарары. А я был всего в двух шагах от исполнения своей мечты. Теперь я в тюрьме, мне грозит казнь, а мечта, так и останется мечтою.

— Вернер, — я старалась говорить как можно мягче, — вы сами виноваты. Я вам уже говорила, что если бы вы не стали играть со мной в прятки и обманывать меня, мы могли бы поладить. Сейчас, скажите честно, у Хельмута было мало от родового Источника? Вы давно планировали отнять мои силы?

— Да. Это был мой план. Теперь, когда я получил ваш Источник в комплект к моему, я необыкновенно силен. Только теперь я понял, что такое родственные силы, они переплетаются, дополняют друг друга, удесятеряются. Источник — как живой организм, из него можно черпать и черпать, а он не иссякает. Вы почувствуете это, если я вам его передам.

— Если? Но герцог мне сказал, что вы согласились отдать мой Источник в обмен на жизнь.

— Я был… скажем так, не совсем честен. Вы — моя последняя надежда исполнить мою мечту. Я готов был пообещать ему, что угодно, лишь бы поговорить с вами.

— Так чего же вы от меня хотите?

— Я заметил, Диана, что вам претит ложь, и правдой от вас можно добиться гораздо большего. Вы способны сопереживать, поэтому, я прошу, выслушайте мою историю. Тут некуда больше присесть, могу предложить вам мой топчан, располагайтесь.

Вернер освободил мне место, я присела.

— Я не такое уж чудовище Диана. Обидчив — да, самолюбив — да, но не законченный подлец. Я невиновен в смерти Хельмута, наоборот, это благодаря мне он прожил столь долго. Хельмут родился очень слабым и должен был умереть еще в младенчестве. А у меня — родовой Источник семьи, я питал брата всю его жизнь, но и мои силы не бесконечны, у меня появились свои интересы, я не хотел оставаться ему нянькой всю свою жизнь. Я предложил ему жениться на вас, заменив тем самым себя вами, а сам собирался жить по-новому. Из-за этого, собственно, и поссорился с отцом, и был вынужден уйти из дома. Да, я подталкивал его к вам, каюсь. Сам я жениться на вас не хотел, я безумно влюбился в другую женщину. А так как Источники у нас родственные, я просто хотел спихнуть свою заботу о брате на вас. Он ничего вам об этом не говорил?

— Нет, — растерянно