– Ясно, товарищ майор!

Олег слышал, как Устинов соединялся по связи с другими, кому-то кричал: «Спасибо», кого-то хвалил, кому-то указывал цели… Бестужев одним ухом слушал бой впереди на перевале, другим – то, что доносила рация, весь ход стычки с душманами. Обстановка представлялась очень непонятной и тревожной. От такой спрессованной «стереофонии», слоистой информации, которая густо обрушивалась на него, Олегу стало не по себе, он немного терялся.

Щелкнув тумблером, выключил рацию. Вытер рукавом мокрый от пота лоб. Ясно ему было пока лишь одно: двигаться дальше по шоссе опасно. Можно было запросто напороться на засаду.

Олег оперся спиною о большой камень. Он был угловатым, корявым и удивительно теплым, нагретым за долгий день солнцем. Олег спиною чувствовал теплоту, словно прислонился к батареям отопления. На мгновение блаженно прикрыл глаза. И сразу же, словно из тумана, появилась квадратная спина прапорщика. Плотно обтянутая тканью защитного цвета, возле левой лопатки небольшое рваное отверстие, словно изнутри кто-то небрежно проткнул крупным гвоздем, и бурое расползающееся пятно… И вспомнилось почему-то, как он, Бестужев, шел к выходу по коридору штаба и ясно слышал насмешливо-осуждающие голоса писарей: «Везет же дуракам! Да, не умеют пользоваться своим счастьем!..» Тогда Олег только усмехнулся и продолжал шагать к выходу, упорно думая, что сам будет «творить свою собственную судьбу». Теперь грустно скривил губы: будет ли?…

Олег тряхнул головой. Видение исчезло, пропали голоса писарей. Только со всех сторон – снизу из долины и сверху с перевала – доносились выстрелы, пугающе и тревожно. Невольно пришло на память, как еще недавно, на стрельбище, они грохотали победной музыкой, как в радости замирало сердце при виде метко пораженных мишеней…

– Что дальше, сержант?

Вопрос Романа Курчиненко, произнесенный негромко, словно здесь их мог кто-то подслушать, вернул Олега к действительности. В самом деле, а что же дальше делать? Решать предстояло ему, Бестужеву. Солдаты смотрели на него с надеждой и доверием. И не потому, что у него на погонах были лычки, а скорее потому, что он чему-то все же учился.

– Думаю, – коротко ответил Бестужев.

– Это очень даже хорошо, когда высокое начальство думает, – съязвил Волков, делая ударение на последнее слово.

– На то и голова, – отпарировал Олег, – а не котел с борщом.

Десантники улыбнулись. Неказистая вышла шутка, но немного разрядила напряженность.

– Чем больше будем думать, тем меньше будем топать, – назидательно сказал Роман, вытирая лоснящееся от пота лицо подкладкой берета, и вызывающе рассмеялся.

Бестужев сделал вид, что не обратил на это внимание. Отметил про себя, что со «студентом», как он прозвал про себя Курчиненко, придется повозиться. Олег давно усвоил, еще будучи сэнсэем школы, что от небрежности до расхлябанности всего один шаг. А в боевой обстановке расхлябанность – плохой союзник.

Олег смотрел на гору, прикидывая возможно более короткий путь. Вспомнил, что на перевале дорога делала большую петлю. Значит, можно напрямую срезать. На склоне горы, почти у самого хребта, зеленело одинокое дерево. Это был отличный ориентир. «Выберемся на верхотуру, а там видно будет, разберемся на месте», – решил он. Потом сориентировал отделение и поставил задачу:

– На левом фланге Волков, на правом – Курчиненко. Рассредоточиться! За мной!

Придерживая правой рукой автомат, Олег первым рванулся вверх по круто поднимающемуся склону, поросшему редкими колючими кустарниками. С камня на камень, от куста к кусту продвигался он, не оглядываясь на солдат отделения. Только слышал по шуршанию мелких осыпей, что они взбираются где-то рядом. Все внимание Олег сосредоточил на хребте, откуда доносились беспорядочные винтовочные выстрелы, автоматные очереди, взрывы гранат, глухое тявканье крупнокалиберного пулемета. Столбом в небо поднимался черный дым. Там, на перевале, что-то горело.

Только метров через триста, почти у самого дерева, Бестужев перевел дух. Подъем оказался изматывающим. Огляделся, увидел вблизи одного Волкова, остальные немного отстали. На небольшом взгорке за камнем примостился десантник с винтовкой. Этот симпатичный паренек был снайпером. Винтовка с оптическим прицелом заменяла ему автомат. Олег знал, что на дальнем расстоянии любой враг перед ним безоружен. Ему не надо бежать наравне со всеми в атаке. У него задача – прикрывать атаку, давать расстояние для прицелов на их автоматы. Но сейчас-то эти расстояния каждый из них мерял ногами, а кое-где и животом.

Десантник с цыганским смуглым лицом, чубчик кучерявый из-под берета, придирчиво оглядел склоны, выискивая врага. Вдруг затаились, замаскировались «духи» и выжидают. Но ближайшие подступы опасностью не грозили. Душманов вблизи не было.

– Откуда родом, друг? – спросил Олег запыхавшегося стрелка.

– Из Донбасса.

– Шахтер, выходит?

– Нет, – помотал тот чубатой головой, – горновой.

– Горновой? – переспросил Олег.

– Ага, горновой. Завод «Азовсталь». Слыхал? Я оттуда.

«Азовсталь»? Кажется, в Жданове? – спросил Олег, воскрешая в уме географию.

– В Жданове, бывшем Мариуполе.

– Это у тебя фамилия такая замысловатая? – Олег вспомнил, как его представили отделению, как солдаты в свою очередь называли имена и фамилии.

– Не замысловатая, а греческая. Стефанакис. Поль Стефанакис, – и добавил: – Можно по-русски просто Пашей. Я привык.

– А ты, Паш, грек настоящий?

– Настоящий. Мариуполь – тоже греческое название. Там целые села греческие. Есть Ялта и Гурзуф.

– Ялта и Гурзуф в Крыму.

– И под Мариуполем есть. Еще при Суворове переселились из Крыма греки на берег Азовского моря и названия принесли с собой. Уходили от крымских татар. Те или вырезали греческие деревни, или насильно заставляли принимать мусульманскую веру, – и в свою очередь спросил: – А ты откуда будешь, сержант?

– Москвич, – ответил Олег и добавил, сдвинув брови: – Вот и познакомились.

– Ага, познакомились…

– У тебя какой разряд по стрельбе? – Бестужев знал, что снайперами обычно становятся спортсмены-разрядники.

– Первый, – ответил Стефанакис. – На тренировках мастерскую норму выполнял, готовился к соревнованиям на первенство республики, да в армию призвали.

– Здесь выполнишь, – уверенно пообещал Олег.

– Сигналит Волков! – тревожно сказал Стефанакис.

Олег и сам видел, как Анатолий, двигавшийся впереди отделения, поднял руку.

Дальше двигались молча, настороженно всматриваясь в каждый куст, каждую расщелину, каждый валун. Пригибаясь, взобрались на продолговатый гребень, который длинной складкой пролег на склоне горы почти у самого перевала. Бестужев выбрал место, где кучно росли колючие кустарники, подбежали к нему, залегли.