Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, это ваше право, но подобный ответ ранит моё сердце, — печально вздохнула она, поправила брошку, приколотую к платью, а затем тихонько у меня спросила: — Сударь, право слово, мне неловко об этом говорить, но вы ничего не знаете о том, как в мой ридикюль попали двадцать рублей? Ядвига уверена, что вы имеет отношением к этому происшествию.
— Я? Нет. Она ошибается.
— Я понимаю, что вы из лучших побуждений, но впредь так поступать не стоит. Вот ваши деньги, — решительно сказала она, и её ручка в перчатке полезла в ридикюль.
— Ежели вы хотите смертельно оскорбить меня, то идёте верной дорогой.
Рука девушки тут же замерла, а сама она испуганно посмотрела на меня, пару секунд поразмыслила и выпростала из ридикюля лапку с пустой ладонью.
— Хорошо. Но впредь всё равно так не делайте, — прошептала Варвара, грациозно спускаясь по чугунным ступеням лестницы.
Я неопределённо хмыкнул: вроде как и соглашаясь, а вроде как и не признавая того, что именно мои проворные ручки сунули в ридикюль деньги. Однако русоволосой красотке хватило такого «ответа». Она улыбнулась и вместе со мной покинула университет, а уже во дворе мы подождали отставших Ядвигу и Кондратьева. У последнего на лице проступали красные пятна, а глаза сверкали. Кажись, полька опять его вербально приложила. И он даже не успел дать ей достойный ответ, поскольку Квятковская цапнула Варвару за руку и сообщила нам, что они отпражвляются в поход по портняжпшным мастерским.
Кондратьев проводил польку пристальным взглядом и вздохнул:
— Что за девушка? Она заставляет моё сердце и петь, и плакать. Такую лебедь совсем непросто сразить стрелой Амура.
— Крепитесь, Ромео, крепитесь. Ты ещё хлебнёшь не одну порцию яда. А если не склеится у тебя с Ядвигой, то потом будешь писать стихи краше прежних. А ежели тебя ещё и на дуэли кто-то убьёт, то твои вирши вообще потомки изучать будут, — выдал я, похлопав его по плечу. — Так, где тут тир? Руки чешутся пострелять.
— Мудрено ты как-то говоришь, Никита. Однако ладно. Пойдём. И по дороге поведай мне о том невоспитанном дворянине, коего ты проучил, а я расскажу тебе о цыганке… У тебя есть возможность с ней свидеться.
Глава 24
Я покашлял в кулак и в красках рассказал Рыжику о том случае в универе, когда мне довелось выбить зуб тупому уроду.
— Ты поступил абсолютно верно, дав по физиономии этому охальнику, — прокомментировал Кондратьев мою «Повесть временных лет».
— И я того же мне мнения, — с ухмылкой сказал я, шагая по тротуару в числе других студентов, покинувших территорию университета. — А что ты хотел поведать мне о цыганке?
— Ну, стало быть, завтра после захода солнца можно с ней коротко перемолвиться. Стоить эта забава будет пятнадцать рублей.
— После захода солнца? Ты время выбирал? — криво улыбнулся я, почувствовав вцепившееся в загривок волнение. От разговора с цыганкой многое будет зависеть.
— Нет, не я. Знакомец мой. Впотьмах начальство ничего не углядит. В саму-то тюрьму тебя провести не смогут, слишком много людишек придётся умаслить, а вот на территорию — вполне. Окошко камеры этой цыганки как раз на тюремный двор выходит. Вот через решётку и спросишь у неё, чего тебе надо. Только это… времени мало у тебя будет, так что сразу решай о чём разговор пойдёт.
— Хорошо, — кивнул я, полез в карман за деньгами и невзначай огляделся. Студенты рассосались по округе, однако их заменили простые горожане, среди которых особенно выделялся покрытый сажей трубочист. Он прошёл мимо нас и скрылся в одном из дворов-колодцев. А я обернулся, без задней мысли глянул ему вслед и вдруг среди прохожих заметил знакомую сутулую фигуру, метнувшуюся в лавку таксидермиста.
— Ого! — покинуло мой рот удивлённое восклицание.
— Чего? — вскинул брови Рыжик.
— Кажется, за нами следит Аркадий Борисович. Он в лавку шмыгнул, — произнёс я и вручил парню деньги.
— Да ты что?
— Угу. Только ты не показывай того, что мы его срисовали…
— Что сделали? — ещё больше удивился парень. Аж рот открыл, демонстрируя нижние кривые зубы.
— Заметили. В общем, не суть. Просто иди и не оборачивайся, как Орфей из Подземного мира.
— Хорошо. А чего ему надобно-то?
— Не знаю. Может, он и не следит за нами, а по своим крысиным делам куда-то скачет, — с отвращением предположил я и спросил: — Нам ещё далеко идти-то?
— Нет. Отсюда до тира уже доплюнуть можно.
И Макс не соврал. Цель нашего пути действительно оказалась совсем близко — в подвале фабричного здания. Но, прежде чем мы спустились по ступеням к железной двери, я успел ещё пару раз украдкой выцепить среди прохожих Сутулого. Из него топтун был, как из меня балерина. Но Аркашка старался: прятался за спинами людей и пытался казаться незаметнее зарплаты. Что же ему надо? И пойдёт ли он за мной в тир? Ну, скоро узнаем.
Кондратьев открыл заскрипевшую дверь, пропустил меня вперёд, а сам вошёл следом. Внутри же нас ждало довольно просторное помещение со сводчатым потолком и колоннами. Оно напомнило мне боулинг, где у каждого была своя дорожка. Тут тоже имелись свои «дорожки» и многие уже оказались заняты бравого вида усатыми молодыми людьми в военной форме. Они громко обсуждали наиболее удачные выстрелы, а те, надо сказать, звучали не так сильно, как обычно. Видимо, патроны были какими-то облегчёнными. Однако в сыром воздухе всё равно витал насыщенный пороховой запах, щекочущий слизистую.
Не став тянуть кота за яйца, Кондратьев арендовал у местного служащего «Гассер», австро-венгерского производства, купил коробку патронов, а потом мы заняли свободную «дорожку». Попутно я постоянно косился на вход в подвал, потому-то и заметил Аркашку. Он сутулой серой мышью проскользнул в тир и сразу шмыгнул в тёмный уголок, где дымила папиросами пара офицеров. Настырный хрен.
— Аркадий Борисович в тире, — прошептал я, взяв протянутый Рыжиком револьвер. Его рифлёная рукоять удобно легла в руку, а барабан открылся легко и быстро.
— И чего ему надобно? — так же тихо ответил парень и двинулся к мишени — деревянной доске с нарисованным краской кругом. Доска ещё была совсем новой. На ней не имелось отметин от попаданий. Рыжик поставил мишень на двадцать шагов и вернулся ко мне.
А я уже сгенерировал ответ на его предыдущий вопрос.
— Чую, его ведёт не своя воля, а приказ Морозова. Видать, они всё-таки были в актовом зале. Проглядел ты их, Максим, но я тебя не виню… тебя же ослепила одна светловолосая особа.
— Ага, ослепила, — с