Для Тамары это счастье оказалось более неповторимым.

После того, как заболела тетя Поля, Семен ни разу не появлялся у них в квартире.

И вот – пришел! И объявил, что они с Лелей уже и расписаться успели!

Никогда не думала Тамара, что родная сестра – такая скрытная!

То есть, та рассказывала ей иногда, что тайно встречается с Семеном на его работе – считай, на милицейской конюшне – и ясно же было с самого начала, что не в общагу ведь к нему переться – а куда еще? Только на конюшню, спать на соломе!

Но когда сестра Леля поведала шепотом, что у нее давно нет месячных, однако, вовсе не тошнит, и чувствует она себя хорошо – а жрать ей как хотелось всегда, так и теперь хочется, уж что-что, а аппетит-то уж у Лельки никогда не пропадал, ни при каких обстоятельствах! – затошнило вдруг Тамару …

Нет, все у нее хоть и было в порядке с месячными, тьфу, тьфу, пронесло! – на душе стало тошно – от боли, от зависти, от безнадеги.

– «Ну и что, ты думаешь, он на тебе ТЕПЕРЬ женится?» – с тайной слепой надеждой на отказ Семена вопрошала тогда жарким шепотом сестру Томочка, а сама думала – ведь он же только к тете Поле на Новый год приходил в гости, вот и все! Может, он даже спьяну и не помнит, что там в ванной у нас было!

Лелька уверенно отвечала сестре, ни на секунду не задумываясь:

– «Кто, Сеня не женится? Ты что, Тома! Он ко мне уже раз пять приставал с таким предложением! А теперь, как узнает, что я беременна – точно не отстанет!

Но ты подумай, Тома – нафиг мне этот ребенок сдался, жить и так негде, денег не хватает, работаем за гроши – замуж надо выходить за такого, как, вон, Йоська Виндлер – новый сосед, вот это будет жизнь у его бабы!

Да только такие на русских не женятся – ну, если и женятся, то сами становятся как наши – нищими да алкашами! Что мне делать, ума не приложу!»

И вот – приложила! Уж как и приложила же Леля Тому! Как дверью со всей силы долбанула!

И вот расписали же их все-таки!

А сначала, когда еще о беременности она своей не догадывалась и Сеня уж ей, шалопутной и шальной, сильно надоедать своей любовью неотвязной стал – Лелька надеялась, что не дадут ему – милиционеру – с ней, с дочерью расстрелянного отца, расписаться законным браком!

Как же, не дадут! Семена ясно обнадежили, что очень даже распишут – ведь дети по закону за отцов-уголовников не отвечают!

Он же не политический был, гражданин Богатырев Михаил батькович, а чистой воды – у-го-лов-ник!

Так что не боись, Семен Иванович, на тебя это никак не повлияет! Женись себе на здоровье, да на свадьбу пригласить не забудь!

* * *

Да, думала Тома, открывая как можно медленнее и потише, дверь в квартиру – еще и свадьбу Лелькину эту мне придется пережить!

Как же мне теперь быть? Что сделать можно? А сейчас-то куда идти, им, и правда, в ножки бухаться – спать ложиться?

И она на цыпочках пошла пока по темному коридору, как всегда, на ощупь по стенке, в туалет.

А туалет оказался занят. Ну, как назло! А как же писать хочется! Тома шагнула в соседнюю ванную комнату, не зажигая света, лишь расстегнула пальто – и присела на высокий край ванны. Тихо зажурчала ее струя, уплывая в черную дыру.

Вдруг послышалось, как в уборной спустили воду и стали открывать там дверь – щелкнул крючок.

Тамара вскочила, едва успев натянуть трусы, и встала, как вкопанная – потому что в ванной вспыхнул свет, и на пороге появился сосед Йоська – в полосатой пижаме, расстегнутой на буйно-волосатом животе.

Произошла немая – слава Богу! – сцена, а Томочка, молча, как ни в чем не бывало, и, сделав вид, что как бы еще раз, протянула руку к умывальнику, открыла кран и слегка побрызгала на лицо водой, захлопав длинными белесыми ресницами.

Йоська Виндлер преодолел свой немой испуг, стал застегивать курточку пижамы на все пуговицы и кратко прошептал:

– «Плачешь ты здесь, что ли?»

Тамара кивнула головой – и вдруг и правда разрыдалась – бурно, неожиданно, а Йоська шагнул ей навстречу, прикрыл ей рот рукой, потом закрыл изнутри дверь в ванной комнате.

– «Иди сюда ко мне, джанечка! Не плачь, не плачь, кто тебе обидель, а?»

Но та Томкина новогодняя история, разбудившая в ней всех чертей, мирно спавших совсем недавно в холодной ее душе и в двадцатипятилетнем давно уже перезревшем теле, так и не смогла полностью повториться.

Йоська не стал гасить свет и наливать горячую воду – он быстро развернул молодую соседку задом к себе, принагнул, задрав ей пальто и платье на затылок – при этом руки ее сами собой уперлись в края ванной – и долго еще трясла она головой над лужей собственной мочи на дне полупустого, забытого кем-то из коммунальных жителей корыта и вдыхала этот запах – но так и не смогла, как ни пыталась, дотянуться и открыть большой кран, чтобы смыть все следы.

Потная, расхристанная Тамара все порывалась сдернуть с себя пальто – но не тут-то было – цепкие руки соседа впились в ее бока и не отпускали.

Но как только он почуял приближение экстаза, то ловко так отскочил от девушки и кончил ей на оголенную спину, сдавленно завывая и бормоча нечто нечленораздельное на бусурманском своем наречии – а потом резко опустил подол ее платья, и когда Тамара распрямилась, даже заботливо одернул на ней разъехавшиеся в стороны полы пальтеца.

Тамара вдруг подумала, что он мог бы и пригласить ее к нему в комнату – ведь жил он – одын, савсем одын – в приличной по метражу половинке бывшей хозяйской огромной гостиной…

Но хитрый сосед не только не позвал к себе переночевать, но вышел в темный коридор, погасил свет в ванной, потом обернулся и громким шепотом попросил Тамару никому ни о чем не рассказывать – а днем так даже и виду не подавать, что она с ним «была» – а за это молчание он ей кое-что подарит, вахха, клянусь!

Сейчас им нужно расходиться по местам осторожненько, чтобы «комар муху не увидель, да!»

Проскочить в свою комнату незаметно, а вернее, беспрепятственно, Йоське не удалось.

На середине темной коридорной дороги с ним столкнулось молча чье-то костлявое, но большое тело – и обойти его не удавалось ну никак – он влево – и оно влево, он резко вправо – и это, – тело то есть, – немедленно тоже вправо забирало, как будто шаталось от стенки к стенке.

Йоська быстро попятился назад, к ванной и туалету – только протянул трясущуюся руку за спину, чтобы нашарить выключатель, как вдруг наткнулся на что-то горячее и лохматое…

И вот тут Осип Адамович Виндлер не выдержал – и завизжал от страха.

Тут же, ему в унисон, завопили в ужасе еще два голоса – сзади и спереди, один тоненько, а другой хрипло – и, наконец, щелкнули выключателем, и зажегся свет в открытой настежь ванной.