Во взгляде Бенджамина мелькнул испуг.

– Но совсем не по той причине, о которой ты подумал. Ненавижу потому, что они наглядно показывают страшные страдания, – и прошлые, и настоящие; постоянно напоминают о том дне, когда ты потерял друга; заставляют ощущать неполноценность, о которой на самом деле не может быть и речи. – Дафна провела ладонью по крепким ягодицам, скользнула ниже и бережно погладила болезненные рубцы. Поначалу Бенджамин напряженно замер, однако не отстранился, а через некоторое время успокоился и расслабился.

– Хочу кое в чем признаться, – прошептала Дафна.

Он насмешливо улыбнулся.

– Есть еще и третий портрет? Тот самый, на котором ты изображена в костюме Евы?

– Ужасно смешно, но сейчас речь не о портретах. Дело в том, что сначала я даже не обратила внимания на ногу, потому что смотрела на…

Явно заинтригованный, он приподнялся на локте.

– На что же?

– Сам знаешь.

– Понятия не имею. Говори конкретно.

Дафна украдкой взглянула на объект повышенного интереса и тут же отвела глаза. Ничего себе! Что ж, прекрасно. Она не трусливого десятка и готова принять вызов. Собравшись с духом и не обращая внимания на предательски горящие щеки, посмотрела прямо в насмешливое лицо.

– Я говорю о… о твоем мужском достоинстве.

– То есть о моем пенисе.

– М… да.

Он склонился и прошептал на ухо:

– Ну, скажи же. Только для меня. – Он поцеловал, и горячая волна вожделения накатила с новой силой. – Скажи, что смотрела на мой пенис.

– Была… – Дафна нервно сглотнула. – Была поглощена твоим… твоим…

Бенджамин потер пальцем и без того возбужденный сосок.

– Говори.

– Пенисом, – еле слышно закончила Дафна.

– Замечательно! Отличное начало. Еще немного, и сможешь спокойно беседовать с матросами.

Дафна вытащила из-за спины подушку и шутливо стукнула насмешника по голове. Такой счастливой она не чувствовала себя ни разу в жизни.

Долгий поцелуй сменился новыми, неожиданными ласками. Бахромой шали Бенджамин рисовал узоры на животе, груди, бедрах, а за бахромой без стеснения следовали горячие, настойчивые губы…

Наконец он опустился сверху, устроился между ног и прижался с откровенной настойчивостью.

– Скажи, если сделаю больно.

– Не сделаешь, – возразила Дафна с уверенностью, которой не испытывала. Она ведь только что видела его во всей красе и представляла размеры того, что готовилась принять. – Я хочу продолжения. – Вот в этом она действительно не сомневалась.

Бенджамин медленно надавил, и, хотя она старалась его впустить, на миг Дафну охватило отчаяние: а что если они не подходят друг другу, что если ничего не получится? Но вот он страстно поцеловал ее и начал раскачиваться в каком-то волшебном ритме. Она провела ладонью по груди: его сердце билось так же бешено, как ее собственное. Его дыхание вырывалось неровными всплесками, и она тоже дышала лихорадочно. Тела двигались в унисон, поднимаясь и опускаясь до тех пор, пока он не вошел окончательно и не наполнил ее собой.

Он на мгновение замер, поднял голову и посмотрел с тревогой.

– Все в порядке?

– Да. – Дрожащими пальцами Дафна разгладила складку между его бровей. – Даже больше, чем в порядке. А как ты?

Он закрыл глаза и невнятно пробормотал что-то похожее на ругательство.

– Хочу, чтобы тебе было хорошо, но ты такая… необыкновенная, что не знаю, смогу ли продержаться достаточно долго…

– Не беспокойся. – Она убрала с потного лба прядь волос и заглянула в темные, как раскаленные угли голодные глаза. – Я хочу доставить тебе такое же удовольствие, как ты доставил мне. К тому же не сомневаюсь, что мне и самой понравится.

Он снова начал раскачиваться, медленно двигаясь внутри тела и растягивая эластичное ложе до невообразимых пределов.

– Откуда такая уверенность?

– До сих пор все шло прекрасно.

– А тебе известно, что ты восхитительна? – Он поцеловал ее с неудержимой страстью, словно речь шла о жизни и смерти, и ринулся вперед с новой, неожиданной силой. Стремясь оказаться ближе, она инстинктивно обхватила ногами бедра, и он удовлетворенно зарычал. Она прогнулась, чтобы впустить любимого еще глубже, и в ответ услышала стон. Или это стонала она сама? Томительная, настойчивая пульсация возникла снова, и теперь уже невозможно было думать ни о чем ином, кроме необъяснимой и непреодолимой силы.

Бенджамин склонился, поцеловал ее в шею, в плечо, пощекотал колючим подбородком. Движение становилось все настойчивее, увереннее, стремительнее.

Она уже почти не дышала, а на его лице блестели крупные капли пота.

– Дафна. – Имя прозвучало, как мольба, но она не знала, о чем именно он просил. – Ну же, давай… как уже было…

Ей и самой этого хотелось. Еще как хотелось! Но что же в таких случаях делают?

– Постараюсь, – серьезно пообещала она.

Бенджамин улыбнулся.

– Закрой глаза.

Она послушалась, и он принялся ласкать там, где тела слились в единое целое – до тех пор, пока она не задрожала от нетерпеливого предчувствия. А он все продолжал и продолжал двигаться… все быстрее и настойчивее, пока…

– О! – Наслаждение пронзило молнией. Вспышки сменяли друг друга, и когда погасла последняя искра, Бенджамин внезапно исчез, обрекая на холод. Отстранился, схватил что-то белое – может быть, носовой платок? – и излил в него семя.

Неожиданно застеснявшись, Дафна укуталась шалью.

Бенджамин вернулся, сел рядом, и она тоже села. Он взял ее за руку, но не произнес ни слова. Так хотелось, чтобы он заговорил, объяснил, что произошло. Не с точки зрения физиологии – это она более-менее понимала. Куда важнее казалось узнать, что означало или не означало для него недавнее событие. Почему он не захотел освободиться внутри ее тела. Наверняка опасался осложнений в виде… ребенка. Факт вполне красноречивый.

– Как ты себя чувствуешь? – наконец спросил он.

Невероятно. Непонятно. Необъяснимо.

– Прекрасно.

– Мы устроили страшную путаницу, правда?

Она никакой путаницы не чувствовала.

– Почему?

– Предполагалось, что я помогу тебе найти второй портрет, а не соблазню.

– А нельзя ли сделать и то и другое?

Он широко улыбнулся.

– Можно. – Он выпустил ее руку, встал и пошел за одеждой, великодушно позволив любоваться скульптурно вылепленной спиной. Зрелище оказалось столь совершенным, что Дафна не удержалась от восхищенного вздоха.

– Ты что-то сказала? – Бенджамин подал сорочку и платье.