Бенджамин не отвел глаз и тогда, когда скидывал сюртук, – словно боялся, что, лишившись контроля хотя бы на миг, Дафна тут же растворится в воздухе. На ночное свидание он не надел ни жилета, ни шейного платка, так что сейчас остался в одной полотняной рубашке. Расстегнутый воротник позволил рассмотреть крепкую шею, сильную мускулистую грудь. Вот он вернулся и, упершись руками в просторный подоконник, накрыл Дафну собой.

– В жизни не встречал создания прелестнее. – В осипшем голосе сквозило искреннее восхищение. – Даже сейчас, в полутьме, от тебя исходит свет доброты. То, чего всегда так не хватало в моей жизни.

Дафна почувствовала, как к глазам подступают слезы. Да, он действительно любит, любит!

– И вот я здесь. – Она выгнулась навстречу, и он благодарно спрятал лицо на груди, с жадностью сжав губами истомившуюся от ожидания вершинку. Батист сопротивлялся недолго: дерзкий язык намочил сорочку, и едва губы перешли ко второму соску, прохладный воздух завершил акт соблазнения, женское естество горело и пульсировало от вожделения.

Дафна сунула руку под его рубашку, провела ладонью по широкой груди, плоскому крепкому животу. Каждым своим движением прекрасный Бенджамин излучал властную силу, бесконечную энергию, неопровержимую уверенность. И он принадлежал ей – пусть только этой ночью.

Бенджамин ласкал и дразнил грудь до тех пор, пока Дафна не заерзала в нетерпеливом стремлении к большему. Мгновенно поняв язык тела, он лег рядом, посмотрел в глаза и позволил теплой ладони скользнуть под сорочку. Погладил чувствительную кожу на внутренней стороне бедер и смело поднялся выше. Дафна с трудом преодолела импульсивное желание сдвинуть ноги: тело стремилось ответить на вызывающие ласки. Реакция не заставила себя ждать: пальцы на ногах поджались, на коже выступила испарина, а сердце застучало неровно и гулко.

Бенджамин тем временем все ближе подбирался к заветному уголку. Каждое смелое прикосновение отзывалось новыми, волнующе яркими ощущениями. Бенджамин неотступно наблюдал за ней тяжелым, темным взглядом, как будто боялся пропустить хотя бы мгновенную перемену настроения. Казалось, в его жизни не существовало иной цели, кроме бесконечного удовольствия и блаженства любимой.

Где-то в глубине сознания мелькнула укоризненная мысль: а не слишком ли много она ему позволяет? Нет, безусловное доверие оправдывало свободу. Смелые, искусные ласки разжигали желание и дарили ни с чем не сравнимые впечатления. Бенджамин властно и в то же время бережно исследовал женственные складки, шептал на ухо простые, понятные, убедительные слова:

– Хочу увидеть тебя всю, целиком, и всю попробовать. Давай снимем сорочку.

Она послушно села; одним легким движением Бенджамин сдернул последнюю защиту. Теперь уже ничто не укрывало Дафну ни от прохладного воздуха, ни от пронзительного, хотя и откровенно восхищенного взгляда. Впрочем, последние льдинки смущения скоро растаяли, сменившись восторженным вниманием. Бенджамин скинул рубашку, как будто приглашая оценить накачанные мускулы и классический треугольник безупречно правильной фигуры.

Как и следовало ожидать, он оказался прекрасным, как античный бог, а несколько шрамов только украшали и подчеркивали безусловную мужественность. Темные волоски покрывали грудь и живот, Дафна не удержалась и провела ладонью, чтобы убедиться, что они на самом деле такие мягкие, какими кажутся.

Убедилась, никакого обмана.

– О Боже! Дафна!

Рука испуганно замерла.

– Что-то не так?

– Совсем наоборот!

Он опрокинул ее навзничь, и бархатные подушки встретили уютным теплом.

Оказалось, что Бенджамин не шутил, обещая поцеловать каждый дюйм ее существа. Действовал он серьезно, обстоятельно и крайне сосредоточенно. Не пропустил даже незаметного пространства за ушами. Перевернул на живот, чтобы исследовать углубление на пояснице, а потом наметил влажную дорожку по позвоночнику к затылку. Снова положил на спину, согрел губами ключицы, спустился по груди к животу и… ниже. Дафна перестала дышать, но доверчиво раскрылась навстречу.

Однако Бенджамин не спешил продолжать. Голова покоилась между ног, длинные волнистые волосы щекотали чувствительную кожу. Выждав несколько томительно долгих мгновений, он наконец проник языком в потаенное пространство и принялся настойчиво и безжалостно доводить до исступления. Дафна напряженно прогнулась, замерла и тихо вскрикнула. Язык двигался все настойчивее, подчиняясь гипнотическому ритму, – до тех пор, пока зародившаяся между ног пульсация не поднялась к голове, ушам и…

И не взорвалась волной блаженства. Где-то глубоко внутри возник влажный жар, стремительным потоком растекся по телу, проник в каждую клетку, наполнил восторгом и вдохновением. Волны мерно накатывали и умиротворенно отступали, оставляя ощущение полноты жизни, сладкую усталость и удовлетворенную сонливость.

Сквозь туман Дафна увидела, как возлюбленный встал и взял с кресла шаль. Вернулся, сел рядом, приподнял и заботливо укутал ее. Она машинально теребила бахрому и ждала.

Пока сердце вернется к нормальному ритму.

Пока Бенджамин что-нибудь скажет.

Или поцелует.

Он выбрал последний вариант. В этот раз языки встретились для серьезного разговора. Каждый вызов и каждый ответ подводили ближе к неизбежному завершению этой необыкновенной ночи и доказывали очевидное: она должна принадлежать ему.

Дафна не услышала от Бенджамина никаких обещаний и не надеялась на предложение руки и сердца.

Несмотря на сомнения, она свободно и сознательно шла ему навстречу, потому что знала: что бы он ни почувствовал и ни сделал завтра, какое бы решение ни принял, в ее жизни другого мужчины не будет.

Она неловко расстегнула на нем бриджи, он неловко скинул сапоги. Оба долго смеялись, когда он едва не опрокинул стоявшую на полу лампу. Однако, как только пришло время снять брюки и обнажить раненую ногу, Бенджамин сразу стал серьезным, но не смог скрыть смятения. Покалеченное бедро доставляло ему не только физические страдания, но и душевную боль, он считал себя уродливым, стыдился собственного тела.

Однако в эту минуту Дафну значительно больше интересовала другая часть мужской анатомии.

Должно быть, он истолковал ее взгляд ошибочно.

– Хочешь, надену брюки, чтобы тебе не приходилось смотреть на ногу и тем более касаться ее?

– Иди сюда.

Он лег рядом, но постарался устроиться так, чтобы правая нога оказалась в стороне.

– Знаешь, что мне нравится в тебе больше всего?

– Дипломатичность и любезные манеры?

Дафна улыбнулась и покачала головой.

– То, что между нами нет секретов. Мне не приходится ничего прятать от тебя, а тебе незачем скрываться от меня.

– Но ведь это совсем другое, – печально вздохнул Бенджамин.

– Да, конечно. Не изъян характера, не ошибочное суждение, не глупый поступок. Это шрам – точнее, много шрамов, и, честно говоря, я их ненавижу.