Несса пробормотала что-то негромко, но явно нецензурно и больше не сказала ни слова.

Мессу служили во славу Первого исхода Заступника из языческих земель и обращения в истинную веру – малозначительное событие, которое позднее раздули до крайности. Стоя на коленях в императорском ряду и склонив голову к полу, Шани думал одновременно обо всем и ни о чем. Несса рядом пылко и проникновенно повторяла за священником слова молитвы; покосившись в ее сторону, Шани подумал, что не выдержит, плюнет на политику и разведку и прирежет этого амьенского хлыща. Собственноручно, чтобы больше не поднялся. Впрочем, все это истерика. Надо взять себя в руки.

– Встаньте для принятия святых даров, – произнес священник. – Заступник, сущий на небесах, освяти нас милостью Твоей.

Люди поднялись с колен, и в этот момент в храме раздался громкий голос:

– Заступник уже не на небесах. Он на земле.

Шани обернулся и увидел, что по проходу храма шествует Коваш. Гордо вскинув седую патлатую голову и глядя прямо перед собой на огромный витраж, изображавший Второе пришествие, шеф-мастер инквизиции шел к алтарю. Вглядевшись в его лицо, Шани заметил, что давняя слепота Коваша, который лишился зрения лет пять назад, бесследно исчезла – его взгляд теперь был чистым, ясным и разумным. Ясно было, что без земных технологий Андрея тут не обошлось. И когда он только умудрился встретиться со старым приятелем, вроде всегда был на виду…

– Не забывайся, старик, – священник сразу же попробовал взять ситуацию в свои руки. – Ты в храме, а не в кабаке. Лучше помолись Заступнику, чтобы он отпустил тебе грехи. Пора об этом задуматься, ты уже в дряхлых летах.

Несса смотрела на Коваша с холодной радостью. Грозный, высокий, громогласный, он сейчас походил на древнего пророка.

– Я был слеп, – пророкотал Коваш, – но Заступник пришел ко мне, и я снова обрел зрение. Я клянусь перед всем своим народом, что это был он. Двадцать лет назад он взошел на костер за наши грехи и теперь вернулся!

Люди в храме зашумели – казалось, зарокотало и забурлило огромное море. Коваш вскинул руку, и тишина воцарилась снова.

– Он вернулся, – горячо и проникновенно изрек Коваш и развернулся к императорскому ряду: – Государь, зачем ты предал его? Зачем изгнал его?

По собравшимся пробежала волна ропота и стихла. Шани физически ощутил на себе ожидающие взгляды всех людей в соборе.

– Сказано в Писании, что Змеедушец принимает любой облик, – тяжело и веско промолвил Шани. В богословских диспутах вряд ли кто-то мог бы одержать над ним верх, особенно новоявленный фанатик с начинающимся старческим маразмом. – Сказано, что придут лжепророки под именем Заступника, и будут учить, и увлекут за собой толпу глупцов к вечной погибели. Как я, слуга своего народа, могу это допустить?

– Я зряч, – парировал Коваш. – Я уверовал в Заступника, Бога истинного, и он вернул мне зрение.

– И Змеедушец способен творить чудеса, если ему это выгодно, – отрезал Шани. – Молись, мой друг, чтобы простился тебе грех заблуждения и малодушия. По причине твоей старости земное правосудие тебя пощадит, надейся на милость правосудия небесного.

– Еретик и маловер, – отрезал Коваш. – Вижу твой скорый конец на таком же костре, который ты готовил Заступнику.

Шани обожгли эти слова, словно он получил пощечину. Люди в храме молчали и смотрели на него – и он вдруг ощутил их молчаливую поддержку.

– Если мой народ решит, что я этого заслуживаю, – промолвил Шани, – то пусть будет так.

Потом Коваша окружила и оттеснила в сторону охрана, которая наконец-то вспомнила о своих прямых обязанностях, священник долго призывал собравшихся успокоиться и принять, наконец, святые дары, а люди все не могли угомониться и прийти в себя. Шани чувствовал, что победил, но это только временная победа. Он обернулся к Нессе: та стояла, сцепив пальцы в замок, и выражение ее лица было Шани непонятно.

– Ну что, – промолвил он. – Пойдем к фонтанам?

* * *

Вечер выдался на удивление теплым и свежим, словно лето решило вернуться и задержаться в столице еще немного – хотя бы на одну ночь, на несколько часов до рассвета, когда снова соберутся тучи, и пойдет дождь – теперь уже до самой зимы. Стоя на открытой веранде оранжереи, Несса с удовольствием вдыхала чистый воздух, наполненный ароматом пушистых осенних цветов. Ей хотелось побыть одной, и оранжерея, из которой давно ушли садовники, была для этого самым лучшим местом.

Шея почти не болела, но дотрагиваться до нее было неприятно. Вечером Несса решила не прятать синяков – все равно никто ее не увидит, так от кого скрываться? В прорехи высоко плывущих туч выглядывала луна: крупная, оранжевая, совсем не похожая на земную. Несса подумала, что, возможно, Андрей сейчас тоже смотрит на луну, – и от этой мысли ей стало спокойно, но немного грустно.

Со стороны парка послышались шаги, и Несса невольно пожалела о том, что ее одиночество было настолько недолгим. Хорошо бы это был кто-то из дворцовой челяди или охраны: увидев императрицу, они бы и не приблизились к ней. Впрочем, всмотревшись в вечерние сумерки, Несса разглядела Кембери и не удержала улыбку. Он был единственным, кого сейчас ей действительно хотелось увидеть. А Кембери увидел ее – прямую, стройную, стоящую как белая свеча, как изваяние, и едва не сорвался на бег.

– Моя госпожа…

– Вивид, – выдохнула Несса. – Что вы тут делаете?

– Я хотел вас увидеть, – произнес Кембери и поднес к губам руку Нессы. – Я просто понял, что без вас не переживу этот вечер.

– Нас могут заметить, – испуганно промолвила Несса. Во дворце у всех стен были и бдительные глаза, и чуткие уши, и не хватало еще, чтобы слишком ретивый слуга побежал докладывать государю, что у ее величества свидание в оранжерее.

– Мы одни, – Кембери выпустил ее руку и приблизился вплотную.

Несса впервые ощутила его запах и как-то вдруг поняла, что видит Кембери в последний раз. Это открытие было настолько внезапным и бесконечно ясным, что она отступила в сторону и прошептала:

– Вам лучше уйти, мой друг. Я счастлива видеть вас и хотела бы увидеть еще, но не сегодня.

Кембери подхватил ее запястье и решительно привлек Нессу к себе. Несколько мгновений они стояли вплотную и смотрели друг другу в глаза, а затем Кембери выпалил:

– Хорошо, я уйду, если вы просите. Но я хочу, чтобы вы знали: я люблю вас. Люблю страстно и бесконечно. С тех пор как увидел в первый раз. Я ни о чем не смею просить вас, но знайте, что моя жизнь в ваших руках. Распоряжайтесь ею, как пожелаете.

– Уходите, – взмолилась Несса. – Умоляю вас, уходите. Вивид, мне страшно, я боюсь за вас.

– Страшно только одно, – сказал Кембери, – утратить вас навсегда.

И приник к ее губам в поцелуе.

Время, казалось, остановилось, и Нессе чудилось, что так будет всегда: оранжерея, аромат цветов, лунный свет, скользящий по траве, и двое, что не в силах оторваться друг от друга. Но потом поодаль очень деликатно кашлянули, и голос императора невероятно сладко осведомился: