В воскресенье 25 июня, около 11 часов утра, когда врачи сидели в одной из нижних комнат за завтраком, я поднялся наверх на веранду, чтобы найти свой тропический шлем.

В этот день китайцы усилили канонаду по французской концессии и несколько гранат прожужжали над госпиталем. Наверху неприятно было оставаться. На стенах и на полу видны были зазубрины от пуль, пробивших окна и залетевших в комнаты.

Не найдя шлема, я поспешил спуститься вниз на крыльцо, выходившее на двор, но услышал взрыв и почувствовал сотрясение воздуха. Что-то на меня сверху посыпалось и попадало. Я естественно схватился за голову.

Прислуга, монахини и врачи повыскакивали из госпиталя. Все были в переполохе:

– Что случилось? Куда попало? – воскликнули на разных языках.

Китайский снаряд попал в одну из комнат второго этажа. Из пробоины выбивались клубы дыма.

Мичман Глазенап, бывший случайно в госпитале, и другие более храбрые мужчины бросились наверх, чтобы узнать, что горит. Желая быть храбрым, я тоже поднялся вслед за другими. Граната пробила подряд три комнаты. В третьей из них граната разорвалась. Осколки стали и кирпича поломали и разрушили все что было по пути: железные постели, умывальники, шкапы, зеркала, двери, пробили пол третьей комнаты, проникли в нижний этаж и на веранду. Все комнаты были наполнены удушливыми сернистыми газами. К счастью, ничто не горело. Все было покрыто серою пылью. Под обломками я, наконец, нашел мой пробковый шлем, который прекрасно выдержал действие китайской гранаты.

Мы знали, что китайцы любили стрелять по одному направлению, и со страхом ждали второй гранаты. Она не замедлила и ударила во второй этаж дома монахинь, в их спальни.

Мы бросились к монахиням. Третий удар был еще ниже и ближе. Граната залетела в кладовую с припасами и разорвалась в монастырской столовой. Из открытых окон валил дым.

Монахи и монахини в ужасе и отчаянии столпились на крыльце, не зная, что делать, и ждали каждую секунду нового удара. Кто застыл как был, кто крестился, кто крепко уцепился обеими руками за соседа. Старшая монахиня плакала и кричала:

– Боже мой! Боже мой! В нашей столовой стоят Святые Дары! Спасите их кто-нибудь! Мы не можем допустить, чтобы они были разрушены…

Ho y кого хватит мужества идти навстречу четвертой гранате?.. Да имеет ли право простой смертный прикоснуться к этой святыне?..

Пока эти мысли мелькали в моей голове, Глазенап, недолго думая, бросился в облака дыма и газов, наполнивших столовую, и вынес дарохранительницу, которая была сейчас же принята монахами и унесена в их монастырь.

Четвертая граната ударилась о крышу операционной комнаты и, разорвавшись, разбила угол комнаты, в которой Куковеров и другие врачи делали перевязки солдатам. Все вздрогнули, но никто не бросил своей работы. Все остались на своих местах и продолжали перевязки.

Осколки снарядов пробили два госпитальных флигеля. Раненые были осыпаны пылью и обломками кирпича и только чудом спаслись от смерти или увечья.

Ни одна из монахинь не находилась в своей спальне в то время, когда там рвались гранаты. Только сестра Иоанна, утомившись от ночного дежурства, прилегла заснуть. Лишь только она встала и спустилась по лестнице, осколок разорвавшейся гранаты разбил ее постель.

Еще одна граната прогудела над нами, но она только скользнула по куполу храма. Следующий снаряд пролетел еще дальше. Слава Богу! китайцы переменили направление.

Мы, наконец, могли перевести дух. Спальня, кладовая и столовая монахинь были завалены обломками, осколками, пылью и охвачены дымом, но огня, к счастью, нигде не было. Никто не был ни ранен, ни контужен.

Все врачи были настолько удручены этим событием, что решили немедленно перенести госпиталь в другое здание, в место, более удаленное от китайских выстрелов. Узнав о намерении врачей, М. Д. Батуев сам явился к ним на помощь и немедленно предложил свой дом и все свои флигеля под госпиталь. Его дома были расположены на английской концессии, в одной версте от франко-русского госпиталя.

Все поблагодарили Батуева, и на другой же день вечером раненые были перенесены на новое место. Врачи поселились вместе с ранеными, а монахи и монахини ежедневно приходили к ним, ухаживали за ними и приносили пищу, которая по-прежнему готовилась в монастырской кухне.

В госпитале осталось только несколько тяжелораненых, на выздоровление которых не было никакой надежды.

Перерыв

После взятия союзными силами Восточного арсенала, в военных действиях вокруг Тяньцзина наступил некоторый перерыв.

Китайцы продолжали обстреливать наш бивак, вокзал и концессии. Союзники отвечали отдельными вылазками, разведками и нападениями, но это были случайные действия без общего определенного плана и связи. Ежедневно в Тяньцзин прибывали новые международные отряды, новые запасы оружия и продовольствия, и в Тяньцзине уже были собраны значительные союзные силы.

Все наши войска расположились лагерем вне города, частью были на заставах, а часть их охраняла Восточный арсенал. Насколько опасно было сообщение между отдельными нашими частями показывает случай с врачом 9-го полка Виолиным, который 19 июня с фельдшером и двумя стрелками шел из лагеря в город. Из китайских домиков, бывших по пути, в них было сделано несколько выстрелов. Одной пулей доктор был ранен в ногу навылет. Кость была прострелена.

20 июня 6 орудий нашей 2-й батареи открыли огонь по китайской батарее, вновь выстроенной китайцами у Лутайского моста. Китайцы отвечали из 6 дальнобойных 97-мм орудий.

Чтобы очистить китайскую деревню Гаочэн, расположенную перед вокзалом и своими выстрелами тревожившую наши заставы и патрули, капитан 10-го полка Ярослав Горский с 7-й ротой сделал свой поиск. Китайские солдаты, скрывавшиеся в деревне, встретили их пулями, но деревню бросили. В 7-й роте 10 стрелков было ранено, 2 убито. На нашей батарее было ранено 6 артиллеристов. 1 наше орудие подбито.

Чтобы поддержать нас, японцы поставили на вокзале 4 орудия. Возле них стало 1 английское 12-фунтовое орудие и 1 французское. Все орудия стали обстреливать китайскую батарею. У японцев убит один офицер, убито и ранено 25 солдат. У англичан подбито орудие и ранено 2. У французов ранено 3.

21 июня из франко-русского госпиталя был отправлен под надзором врачей первый транспорт русских и французских раненых солдат, которых повезли в баржах по реке Пэйхо до Тонку. Оттуда русские раненые доставлялись на пароходах в Порт-Артур.

Сколько радости было у тех солдат, которых, наконец, увозили из Тяньцзина от этих пуль, гранат, операционных столов и страданий, и сколько зависти у остающихся!