В общей сложности я защитил три диссертации в трех разных университетах и всюду поражался степени умственной кастрации, которой подвергаются аспиранты. Идет ли речь о Китае, Соединенных Штатах, о Франции или Италии, Великобритании или разных африканских странах — нигде мне не довелось увидеть цветущего и жизнерадостного докторанта. Защита диссертации — это не закономерное завершение труда, а обыкновенное издевательство, которое академики держат под контролем. Сегодня во всех странах положение докторантов настолько убого, что специалист по нейроэргономике Хорхе Чэм высмеял его в комиксах Ph.D. Comics.

Нет более ясного показателя отсутствии эргономичности, чем плохое самочувствие. Разумеется, существуют не такие уж опасные психические позы, которые ограничивают наши достижения, креативность, память, пластичность психики или оригинальность, но те, что погружают нас в беспросветную тоску, по определению не могут быть эргономичными. Если столько аспирантов несчастны и мозг у них исковеркан, то этому должна быть причина.

Дело в том, что молодой исследователь поступает в академическую дробильную машину не только ради науки. Он обуреваем мечтами, стремлениями, амбициями, у него уже сложилась модель человеческих отношений, он жаждет творчества и обладает гораздо большим свободомыслием, чем при завершении своей диссертации. Слишком часто его просят избавиться от этого, чтобы превратиться в зомби — пожирателя данных. Этот отказ от священного человеческого начала, от надежд и стремлений означает отчаяние, заточение и дегуманизацию. Все соискатели, которых я знал, прошли через эти страдания. Это страдания рабочего, человека-инструмента, белого или синего воротничка, страдания пролетариата или, по выражению Франко Берарди, «когнитариата». Они не имеют доступа к средствам производства (в частности к финансированию) и вынуждены продавать свой мозг, как продают руки или как проститутка продает свое тело.

Жесткое столкновение мечты о революционных изменениях в науке, о смене парадигм, об эскизах в стиле Леонардо и прорывах в духе Эйнштейна с ханжеской рутиной рецензирования, назначений на должности и распределения финансирования. С приспособленчеством, подавлением интуиции, самого замысла, наброска или идеи — все это и есть причина тяжелого положения докторантов. Когда же поймут, что человеческое существо гораздо важнее терабайтов данных?

Между прочим, данных сегодня хватает с избытком. Сегодня FAT GAS BAM (акроним для запоминания Facebook Apple Twitter Google Amazon Samsung Baidu Alibaba Microsoft) за час обрабатывают столько данных, сколько весь научный мир — за десять лет. Нам не хватает осознания, понятий, идей, мечты, смысла жизни, недоступных машинам. Именно этого нас хотят лишить. С получением и обработкой данных компьютеры отлично справляются и в одиночестве. Часто у меня возникает впечатление, что соискателю лучше вообще не приходить в сознание — а насчет мечты вопрос уже решен.

«Человечество держится на одном человеке, который страдает, но все еще борется и стремится к цели: прекращению всех страданий»[251].

Наша цивилизация производит огромное количество знаний, которое увеличивается вдвое примерно каждые семь лет[252]. Добывая эти сведения экспериментальным путем, мы не можем распространять их напрямую, и перед нами встает огромная проблема: хотя мировое количество знаний увеличивается, человек не в состоянии их усвоить. Существуют два пути решения: либо постигать знания колективами людей, либо мы найдем другой, более эргономичный способ их приобретения.

Мы производим огромное количество знаний[253], но пренебрегаем мудростью человечества. Еще хуже, что мы идеализируем технологические прорывы и высмеиваем духовность и разум, поэтому прогресс в технике значительно опережает развитие сознания. С философской точки зрения мы абсолютно незрелые существа, что само по себе представляет большую опасность.

Однажды я присутствовал на международном научно-техническом конгрессе с тысячами участников. У одного из выступающих хватило ума отметить: «Мы не можем праздновать успех в мире, который терпит неудачу». Чуть позже другой оратор процитировал строки из Рабле: «Знание без совести — погибель души».

Только я принялся хлопать в ладоши. То есть среди тысяч студентов и профессоров, считающихся «блестящими умами», никто не поддержал этот смиренный принцип. Аплодировать в одиночестве было тяжеловато, ведь страх быть отвергнутым группой является одним из самых неприятных переживаний для мозга. Но если миллионы людей поддерживают путем голосования, что два плюс три равняется семи, это не означает, что результат верен. И наоборот, никому и в голову не придет подтверждать путем голосования, что два плюс три равняется пяти, но и это не означает, что результат ошибочен. К сожалению, мудрость редко бывает демократичной. Когда из тысяч людей почти никто не встретил аплодисментами разумное замечание, что знание без духовности опустошает душу, значит, тому есть причина.

Мы почти не несем ответственности за собственные мысли и до такой степени привыкли жить разумом других, что уже не способны самостоятельно принимать решения. Желание соответствовать системе стало гораздо сильнее желания свободы, и даже если удается унять цепного пса в душе, то огромная и злобная масса конформистов обрушивается на нас, упиваясь тем, что принадлежит к лагерю хороших учеников и имеет право порицать плохих, ожидая свой кусок хлеба с маслом. В целом человечество мало изменилось со времен средневекового позорного столба.

Но я совершенно точно уверен, что мудрость не входит в круг его интересов. Она как бы исключена из системы народного образования. В большинстве богатых и развитых стран только лишь в необязательном выпускном классе вводят курс отжившей свой век философии, причем полученные знания невозможно применить на практике. Преподают историю философии, но даже не упоминают о любви к мудрости, о ее поисках, о ее независимости от суждений других. Наша цивилизация не учит познанию самого себя, потому что это подрывает ее устои, ведь мудрец в принципе не нуждается в системе и идет по жизни вне кабалы условностей. Он, как Диоген, скажет Александру Македонскому: «Отойди, ты заслоняешь мне солнце!» — и этим доказывает бесполезность системы, которая учит обходиться без них. Система — всего лишь сумма человеческих эго, тогда как философия — смерть эго и, в конце концов, смерть ее самой.