– Нет. Сейчас я не вынесу сочувствия. У меня начнется истерика, а я этого не хочу.

– Я разговариваю с Ридом как минимум раз в неделю, – неожиданно для себя признаюсь я. – И, наверное, сильно переживал бы, если бы мог видеться или разговаривать со своими братьями не больше двух раз в год.

– Да… это очень тяжело. – Хартли отворачивается и опускает голову. Подозреваю, что она тайком вытирает слезы, но притворяюсь, будто ничего не замечаю.

– Нам надо похитить ее, – предлагаю я.

– Мою сестру?

– Ну да. Поедем в ее школу, выкрадем девчонку прямо средь бела дня, а потом отправимся на пирс. Что скажешь?

– Хотелось бы.

– Серьезно! Я великий махинатор. Устрою все без сучка без задоринки. Накупим себе фанел-кейков, которые ты, как я теперь знаю, очень любишь, ободки с ушами животных: вам с Дилан – с заячьими, а мне – с тигриными.

Хартли улыбается.

– А почему не наоборот? Ты мило бы смотрелся в розовом.

– Я был бы таким милым, что все аттракционы в парке остановились бы и Дилан не смогла бы на них покататься. – Я подмигиваю ей.

Улыбка Хартли становится еще шире, и тревога, беспокойство и раздражительность, которые снедали меня последних двадцать четыре часа, исчезают.

– Я хочу увидеться с ней! – крик доносится из холла.

Услышав знакомый мужской голос, я словно прирастаю к полу.

– Эллы нет дома, – доносится ледяной ответ моего отца.

– Чушь! Я знаю, она здесь, – рявкает Стив. – Отойди с дороги, Каллум. Она моя дочь, и я должен поговорить с ней.

Хартли постукивает пальцем по моему плечу.

– Наверное, мне пора.

Ей так же неприятно все это, как и мне, только по другой причине. Хартли думает, что мне неловко, но на самом деле я переживаю за Эллу.

– Нет, останься, – шепчу я.

– Ты должен держаться от нее подальше, вот что, – кричит в ответ папа. – Мы не стали запрашивать запрет на приближение только потому, что решили, тебе хватит ума не соваться сюда.

– Ты сам открыл мне ворота, – язвительно отвечает Стив.

Я чуть приоткрываю дверь, и голоса Стива и папы звучат еще громче. Мне непонятно, почему папа впустил Стива. Будем надеяться, что Элла далеко и не знает, что ее отец здесь.

Я достаю из кармана телефон и набираю сообщение Риду.

«Стив у нас дома».

«Знаю. Элла написала мне».

Черт.

«Ты где?» – спрашивает у меня Рид.

«В гостиной. А где Элла?»

«Сверху, на лестнице».

– Дерьмово, – бормочу я себе под нос.

Хартли встает рядом со мной.

– Что случилось?

– Биологический отец Эллы явился и устроил скандал.

Я показываю большим пальцем в сторону холла, где спор становится еще ожесточеннее.

– А у меня был выбор? – говорит папа. – Ты бы перебудил всех соседей, давя на клаксон как сумасшедший. Скажи спасибо, что я не стал вызывать полицию.

– А почему ты не стал? – насмешливо спрашивает Стив.

– Потому что Элла и так уже прошла через многое. Не хватало ей еще смотреть, как ее отца снова уводят в наручниках. Но я серьезно, Стив. Держись подальше от нашего дома. Ты больше не являешься ее законным опекуном, теперь это я. Суд…

– К черту суд!

Хартли вздрагивает. Я кладу руку на ее плечо, чтобы успокоить.

– Она моя дочь, Каллум. И я не знаю, что за лапшу вешают тебе на уши твои юристы, но Элла будет выступать свидетелем защиты, а не обвинения. Моя дочь не станет давать показания против меня.

Хартли ахает и тут же прикрывает рот ладонью.

Я наклоняюсь к ее уху.

– А ты думала, что скелеты в шкафу есть только у тебя? Поверь мне, нет секретов грязнее, чем секреты Ройалов.

– Вы, Ройалы, во всем должны быть самыми лучшими, – слабым голосом шутит она. Ее лицо побледнело, а в глазах испуг.

– Добро пожаловать в мой мир.

Я крепко сжимаю ее руку. В ответ она сжимает мою.

В холле продолжают спорить отцы, а в гостиной мы пытаемся успокоить друг друга.

– Ты больше не член нашей семьи, – холодно говорит папа. – Ты не отец Эллы. Ты не крестный отец мальчиков. Ты мне не друг, не мой партнер по бизнесу. И в следующий раз мы увидимся на суде, когда твоя дочь будет давать показания против тебя.

– Еще увидим, – парирует Стив.

Входная дверь хлопает. Я жду, пока папины шаги по мраморному полу не стихнут совсем, а потом выглядываю в холл. Там никого.

– Пойдем, – говорю я Хартли и тяну ее за собой.

– Куда мы идем?

– Искать Эллу.

Хартли качает головой.

– Иди один. Мне будет неловко говорить с ней на эту тему.

– Она будет не против…

– Это не мое дело, – решительно отвечает Хартли. – К тому же мне правда пора. Нужно доделать домашнее задание на завтра. Я приехала сюда сразу после работы.

Я хватаю ее за руку, когда она устремляется к выходу.

– Подожди. – Я морщу лоб. – Я хочу знать больше о твоей сестре и о том, что происходит в твоей семье. Расскажешь мне завтра еще что-нибудь? Может, во время ланча? – Хартли молчит, а я чувствую разочарование. – Хотя, если хочешь, продолжай хранить все в тайне.

Хартли краснеет.

– Прости. Ты прав. Я действительно все скрываю. Но это не специально. Я никогда особо не любила говорить о себе. Еще даже до учебы в пансионе была одиночкой. В смысле, у меня были парни…

– Имена и адреса, – приказываю я. – Мне нужно знать, кого бью.

В ответ звучит смешок.

– Ой, расслабься. Они остались в далеком прошлом. Но да, кроме них, я больше почти ни с кем ничем не делилась. Не думаю, что у меня это хорошо получается.

– Очевидно.

Хартли слабо улыбается.

– Я еще молодая: учусь, расту и все такое. – Она пожимает плечами. – Но постараюсь быть хорошим другом. Вообще-то, именно это я и пришла сказать.

Она протягивает ладонь для рукопожатия, но вместо этого неожиданно для самого себя я обнимаю ее и тут же понимаю, что мне следует ответить на ее дружеский жест, поэтому беру ее руку в свою и держу дольше, чем следовало бы, но я тоже еще молод: учусь, расту и все такое.

Кажется правильным делать это вместе с той, кто держит меня за руку, особенно если на моем запястье ее подарок.

На следующее утро я еле-еле волочусь на тренировку. И не потому, что у меня похмелье, а потому, что вчера до поздней ночи смотрел кино с Эллой. Она была расстроена из-за Стива, вот я и пытался отвлечь ее. И теперь мне приходится хоть как-то функционировать после четырех часов сна. Тренер говорит, что если я не проснусь, то он заставит меня бегать до тех пор, пока я не заблюю все гребаное футбольное поле.