Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ваня с Наиной уже утеплились. Даже кокетливая иудейка защитила голову симпатичной шапочкой из неведомого мне меха, а на ладошки натянула рукавички с элегантным ромбическим рисунком. Ваня нахлобучил на голову заячий треух, а на рукавицы пока забил – мороз, по нашим новгородским понятиям, был невелик. Я догнал молодых и спросил:
– Ная, а у тебя запасной шапочки не будет?
– Владимир, – недоуменно спросила Наина, – ты ее на Марфу что ли собрался надевать? У тебя-то вроде боярская шапка в сумке лежит ого-го какая.
– Да вон непривычную к холоду Ванчу вовсю корежит.
– А чего ж за ней Богуслав не смотрит?
– Да увлекся, понимаешь, старый рассказами о своих похождениях, и ничего вокруг себя не видит. Токует, как глухарь тетерке, и ничего вокруг не замечает, и не слышит. А она боится ему лишний раз слово поперек молвить – вдруг обозлится и бросит в первой же встреченной деревухе.
– А ты чего, мастер, в эту историю ввязываешься? – поинтересовался Иван. – Тоже что ли потащился на невиданную болгарскую красавицу? Как-то прямо в рифму получается: бояр полюбил болгар!
Молодые грубо заржали. Я не обиделся. Молодость требовала душевной отдушины для отдыха от занудливой и монотонной ежедневной езды. Разговоры уже все переговорены, все темы исчерпаны, дорожных впечатлений практически никаких. Насчет сострадания у них видимо не густо, значит повлияем другим Макаром, нажмем на струны разумного расчета.
– Я вам вон что скажу, русские красавцы и еврейские красавицы: сейчас Ванча озябнет, а к ночи ее прошибет неведомая даже мне болгарская лихоманка, и сколько я ее буду лечить, сие нам неведомо. Зависнем еще на месяц в какой-нибудь местной Лесичарске или Богучарске, вот тут-то вам и отольется горючими слезами ваше скопидомство!
Мне тут же был выдан Наинин пуховый платок и здоровенные меховые рукавицы от Ивана. Рукавицы, конечно, были слишком велики, но как говорится за неимением гербовой пишем на простой.
– Пока отъезжайте недалеко, скоро лошадей менять будем, и я вас позову.
Я остановил коня и подождал слегка приотставших влюбленных в возрасте. Пока ждал, посоветовался с Полярником. Тот уточнил все, что было нужно в Интернете, и я стоял уже географически подготовленный к беседе с Богуславом. На Ванчу было горестно глядеть, так она озябла. Ее аж трясло!
– Богуслав, – позвал я русского тетерева, – ты тут увлекся разговорами, а уж пора лошадей менять.
– Да ладно! – взялся отвергать мою идею бывший воевода. -Только-только выехали!
– Это только-только, – пояснил я, – длится уже два часа. Лошади устали, а женщинам пора посетить кустики.
– Пожалуй да, – согласился Слава. – Пересаживаемся.
Подождав пока Ванча исчезла в кустах, я строго спросил побратима:
– Совсем нюх потерял, старый кобель? Бабенка первый раз в жизни зиму увидела, вымерзла вся, а ты знай тут песни поешь да облезлым хвостом крутишь!
Богуслав аж ахнул от неожиданности.
– А что же делать? Я ей свою шапку отдам! И рукавицы мои пусть поносит.
– Дурень ты дурень, – подытожил я его замыслы. – На кой черт ей твоя мужская шапка? Не озябнет и в Наинином пуховом платочке. А здоровенные мужские рукавицы уже Ваня выдал. Он у нас парень молодой и привычный. Ты-то уж человек пожилой, нечего тебе по морозу неодетому полоскаться.
– Можно подумать, ты у нас больно молод! – обиженно отбрехнулся Богуслав. – Всего-то год у нас с тобой разницы!
– Это в душе. Но меня Макошь лет на 25-30 омолодила, а тебя антеки от силы на пять. Да и свои рукавицы с шапкой я никому не отдаю. Поэтому глупые споры прекращай, и думай о деле. Нам видимо придется сделать крюк и заехать в Пловдив.
– Что это за Пловдив такой? – недоуменно спросил побратим. – Я его не знаю. Мы же вроде в Софию должны заехать?
– Мало ли чего ты не знаешь в чужих странах, – ответил я. – Да это и не нужно. А нужно Ванче срочно прикупить зимнюю одежонку, а то пропадет бабенка ни за грош. Болгары еще не расчухали, что закончились теплые времена, и одеваться надо по-иному. А как поймут, цены на зимнюю одежду взлетят в несколько раз и станут заоблачными. А до Софии еще ехать и ехать, до этого города еще двести верст, а до Пловдива рукой подать, махом доедем. Платок и рукавицы я сейчас Ванче выдам и заставлю все это одеть.
– Я сам со своей женщиной разберусь! Давай вещи! – и он протянул ко мне властную руку.
Я не обратил на это никакого внимания, переседлывая коней, и ничего ему не дал, а заметил:
– Гордо! Истинно по-нашему, по-боярски!
Богуслав вздернул нос вверх.
– Но глупо, – неторопливо продолжил я, – потому что она у тебя теплых вещей не возьмет. Озябнет вся, поморозит все, что может, и все то, что морозить совсем нельзя, и замерзая и прощаясь с жизнью, пролепечет стучащими зубами: мне хорошо, я совсем не замерзла. Главное, не бросай меня здесь, а я и на Руси не замерзну! И до последнего будет строить из себя истинную северянку!
Богуслав понуро повесил носяру и растерянно спросил:
– А что же делать?
– Не мешаться! – рявкнул я. – И поддерживать меня в этом разговоре!
– Ладно, ладно, – торопливо согласился Богуслав. – Ты у нас переговорщик известный, вот и действуй!
Тут вернулась к нам из лесу Ванча, и я отдал команду:
– Одеваться!
Мы с Богуславом привычно натянули боярские шапки и более-менее мягкие дорогие рукавицы. Ванче одеть было нечего, и она стояла, как стояла, и ничего не делала.
– Ванча! Это не просьба, это приказ! – жестко сказал я.
Женщина попыталась сделать хорошую мину при плохой игре.
– Да я привычная к холоду, потерплю.
Да такого холода как сейчас, в этих широтах не было уж лет триста, а она привычная!
– Ванча, у нас на Руси принято, чтобы женщины в такую погоду были одеты в зимние красивые шапочки или теплые пуховые платки. Да и твоя безрукавочка уж поди промерзла насквозь. Богуслав всем этим явно недоволен, вон как брови-то нахмурил! Наверное думает: зря я с этой оборванкой связался. Оставлю-ка я ее здесь, в Болгарии!
В женских глазах заплескалась паника. Любимый недоволен, а она ничего сделать не может! Как пить бросят черте где!
– А что же делать?
– Наина о тебе позаботилась. Передала вот пуховый платок и мужские рукавицы. Дала, правда, на время, но ты не горюй – завернем