— Да, — согласился Константин, — наша жизнь могла бы быть навседа разрушена.

— Ну что ж, хорошо то, что хорошо кончается, — подвел итог Торнавский-старший и предложил выпить за это стоя.

Никто не стал возражать.

Больше в течение всего ужина никто не упоминал о Нине.

Было уже довольно поздно, когда кто-то робко постучал в дверь Мориса.

— Войдите, — отозвался он удивленно.

Дверь открылась. На пороге стояла Настя.

— Вы? — изумился Миндаугас.

Она кивнула.

— Что-то случилось?

— Да, то есть нет…

— Так да или нет? — невольно улыбнулся Морис.

— Вы, наверное, знаете, — произнесла Настя, зарумянившись, — что двадцать третье августа — День памяти мученика Лаврентия Римского?

— Собственно говоря, нет… — растерялся Морис.

— Вот видите! — почему-то обрадовалась Настя.

И зачастила:

— На Лаврентия идут на реку и определяют погоду на осень по воде: «Если тиха, то осень будет тихая, а зима без вьюг. Если сильная жара или сильный дождик, то будет так всю осень».

— Понятно, — откликнулся Миндаугас, кторый на самом деле абсолютно не понял, к чему ему эта информация.

— Вы пойдете со мной? — спросила девушка.

— Куда?!

— На реку…

— Настя, милая. — Он подошел поближе. — Вы замечательная девушка и, возможно, совсем рядом с вами ходит ваша вторая половинка…

— Понятно. — Девичьи глаза наполнились слезами. — Я вам не пара?!

— Глупости. Просто я очень люблю одну девушку и надеюсь на взаимность.

Настя выбежала из комнаты и захлопнула за собой дверь. Морис закатил глаза, а дверь опять распахнулась, на сей раз без стука. На пороге стояла Мирослава.

— Вам никогда не говорили, что нужно стучаться? — спросил Морис притворно сердито.

— Говорили, но я надеялась застать тебя в неглиже, — усмехнулась Мирослава.

— Не вышло, — ответил Морис. — Хотя вы вполне могли застать меня с девушкой.

— Знаю, Настя чуть с ног меня не сбила. И когда ты только перестанешь разбивать девичьи сердца!

— Я не нарочно…

— Ладно. Упаковывай багаж. Завтра с утра уезжаем.

— Это хорошо, — сказал Миндаугас. — Я уже соскучился по дому.

Утром Торнавские провожали детективов всей семьей. Саша горячо расцеловала Мирославу, а заодно и не ожидавшего столь бурного проявления чувств Мориса.

Ехали молча, только один раз у Мирославы зазвонил телефон, и она нехотя откликнулась:

— Да.

— Вы где? — поинтересовался Ужгородцев.

— А здороваться не обязательно, господин следователь?

— Ну здрасте, Мирослава Игоревна!

— Здравствуйте, Андрей Семенович!

— Вы не ответили на мой вопрос, — напомнил он.

— По пути к дому.

— Уехали, не попрощавшись, — укорил следователь.

— Я же не знала, что вы так сильно ко мне прикипели, — отшутилась Мирослава.

— Да ладно, — хмыкнул Ужгородцев. — Я чего звоню-то… В общем, приятно было с вами познакомиться и вместе поработать.

— Спасибо, что сказали это.

— Брату, как увидите, привет передавайте.

— Передам.

— Ну ладно, счастливо добраться до дома.

— Спасибо, вам тоже всего наилучшего.

— Может, еще встретимся, — пророкотала трубка, и Ужгородцев отключился прежде, чем Мирослава успела ответить.

Морис догадался, кто звонил, и спросил удивленно:

— Неужели поблагодарил?

— Что-то вроде того. Эх, Миндаугас, работа у них не сахар.

— У полиции?

Мирослава кивнула.

— А у нас?

— Мы с тобой неплохо зарабатываем, — проговорила она и, помолчав, добавила: — И мне нравится делать то, что я делаю…

На террасе собственного дома Волгина увидела чаевничающих Шуру Наполеонова и Клавдию Ивановну. Шура тотчас вскочил с места и, бросившись Мирославе на шею, завопил голосом кота Матроскина:

— Наконец-то, Доняша, наши с тобой любимые хозяева вернулись!

— Ты бы кота еще Дуняшей назвал, — фыркнула Мирослава, расцепляя пальцы Шуры и стряхивая их со своей шеи.

Дон спрыгнул с плетеного кресла, где только что дремал, и стал тереться головой то о ноги Мирославы, то о ноги Мориса. Миндаугас подхватил кота на руки, и тот громко замурлыкал.

Прошло шесть месяцев…

За окном бушевала февральская метель. В гостиной в камине весело танцевало пламя…

Морис лежал на ковре у камина и листал второй том карамзинской «Истории государства Российского». Когда он начал штудировать сей труд, Волгина спрашивала его, что он надеется там вычитать. И Миндаугас ответил, что просто хочет понять. А что именно понять, не сказал. А она не стала допытываться.

Вытянувшись рядом с Морисом, щурил янтарные глаза Дон. И тихонечко мурлыкал от удовольствия. Мирослава сидела в кресле и читала «Атиллу» Луи де Вола.

— Эх, — вздохнула она.

— Что такое? — отозвался Морис.

— Вот, послушай: «Жестокие кочевники в зверинах шкурах с золотыми цепями на шеях… черным ураганом проносились по земле, сметая все на своем пути…» То есть век сменяет век, но мало что меняется…

— Вы немного преувеличиваете, — улыбнулся Морис.

— Ну-ну…

Раздался звонок. Морис приподнялся, но Мирослава опередила его.

— Я открою.

— Твоей хозяйке не терпится снова взяться за работу, — сказал Миндаугас коту, — чтобы на свете было меньше тех, кто в звериных шкурах и с золотыми цепями на шеях.

Дон только вздохнул в ответ.

— Морис! — раздался голос Мирославы.

— А?

— Почтальон принес заказное письмо.

— И что в нем?

— Нас на свадьбу приглашают.

— А кто женится?

— Костя Торнавский и Саша Залесская.

— Я думаю, мы могли бы сходить…

— Пожалуй. Надо купить подарок…

— Это будет нелегко. У четы Торнавских, вероятно, есть все.

— Будущей четы Торнавских, — уточнил Морис и добавил: — И всего ни у кого быть не может…

Свадьба была веселой. Гуляли сначала большой толпой в ресторане, потом узким кругом, куда вошли и детективы, в доме Олега Павловича. Мирослава больше смотрела на Торнавского-старшего и мальчика, который не отходил от него ни на шаг.