Лисица вновь покачал головой.

– Не уверен. Насколько я изучил психологический портрет этого преступника, он обожает похвалиться своими злодеяниями. Особенно если ему за это ничего не грозит.

– Как это «не грозит»? Тут ведь речь об убийстве!

– Если бы Распутин даже и рассказал нам о том, как планировал убийство Михаила, как искал исполнителя, а потом расплачивался с ним, то его показания все равно нельзя было бы предъявить в суд.

– Почему?

– Мы находились не в кабинете следователя, Распутин был не на допросе. Это была всего лишь приватная беседа двух людей.

– Можно было бы сделать запись его признания.

– И даже сделай мы запись, ее все равно ни один суд не принял бы в качестве полноценного доказательства.

– Прежде, оказавшись в аналогичной ситуации, Распутин любил загнуть пальцы, обрисовав себя с самой худшей стороны. А в этот раз и сам казался удивленным известием о гибели Михаила.

Но подруги отмахнулись:

– Ваш Распутин – гениальный актер.

Был еще один человек, судьба которого волновала подруг куда больше, чем все остальное.

– А Федор? Что с ним? Вы его нашли?

– Да. К сожалению…

– Он умер?

– Нет, нет, не бойтесь. Федор жив, но когда мы его нашли, он находился под действием каких-то сильнодействующих психотропных препаратов. И до сих пор под ним находится. Видимо, не доверяя своему брату, Распутин принялся заранее готовить того к встрече с адвокатами господина Пельцера. Неделя-другая такой подготовки, и Федор выполнил бы любой приказ своего брата. Его здоровью был бы нанесен серьезный вред. Человек, которого обработали данными препаратами, надолго перестает воспринимать этот мир адекватно.

– Но он поправится?

– Будем надеяться, что терапия была начата Григорием сравнительно недавно. Во всяком случае, сейчас Федор находится в больнице, врачи делают все возможное, чтобы вернуть ему память и рассудок.

– Это так серьезно?

– Я видел людей, которых с помощью этого препарата превратили практически в покорных рабов, не имеющих ни собственного мнения, ни желаний.

Подруги переглянулись. Им обеим одновременно пришел в голову один и тот же вопрос. И Кира выпалила:

– Но как Распутин не побоялся сделать из брата зомби? Ведь адвокаты могли заподозрить неладное.

– После применения этих психотропных препаратов человек внешне выглядит совершенно нормально. Однако при этом он становится послушной куклой в руках кукловода. Федор подписал бы все документы, никто бы и не заподозрил, что он неадекватен. И даже после вступления в права наследства Федор мог некоторое время пожить. Год-два, сколько позволило бы ему здоровье. Он по-прежнему выполнял бы все приказания своего брата, был бы тому даже полезен. Но длительный прием этих препаратов рано или поздно обязательно прикончил бы Федора.

– А дети Федора? Что с ними?

– Пока трудно сказать.

– Какие-то юноша и девушка тоже находились со мной в подвале, – подал голос Богдан. – Возможно, это они и были. Точней сказать не берусь, оба были то ли без сознания, то ли их тоже обкололи какой-то дрянью.

Лариса ни на секунду не отпускала руки своего мужа. И даже когда за столом ему требовались обе руки, Лариса не хотела отпускать Богдана. Она словно опасалась, что если не будет его крепко держать, то он может просто исчезнуть. Глаза ее ярко сверкали. И подруги могли бы сказать, что никогда еще не видели Ларису такой красивой и счастливой.

Обычно резкие черты ее лица теперь смягчила идущая откуда-то изнутри нежность. Девушка словно вся светилась теплым радостным светом, не в силах оторвать глаз от своего Богдана, пока тот говорил:

– Федора они держали отдельно. А вот ребята находились в одном подвале со мной. И я слышал, как люди Распутина обсуждали между собой, как поступят с трупами, когда придет время. А в том, что оно придет довольно скоро, никто из бандитов даже не сомневался.

Вот как обращался с племянниками их любящий дядюшка! Да, Федор недаром беспокоился за жизнь своих детей. Как оказалось, он не только не преувеличивал опасность, исходящую от Григория, но даже не до конца оценивал всего ее масштаба.

Как и предсказывал Лисица, Федор пришел в себя не скоро. Он очнулся и смог говорить лишь на третьи сутки. Его дети – Аня и Виктор – очнулись раньше. И к тому времени, когда их отец смог воспринимать окружающих более или менее разумно, дети уже дежурили возле его кровати. Так что первое лицо, которое увидел Федор, очнувшись, было бледное личико дочки Ани.

– Доченька! – расчувствовался Федор. – Господи, ты жива?

– Я жива, папочка!

– Как я рад!

И заключив дочь в объятия, он на всякий случай уточнил:

– А может, мы просто оба с тобой уже умерли? Это в самом деле ты или мне чудится?

– Это я, папа. И я жива.

– А Витя? Он где?

– И Витя тоже здесь. С ним тоже все в порядке.

– Детки! – заплакал Федор. – Как я виноват перед вами! Если бы вы только знали, как я виноват!

– Ну что ты, папа! Разве ты мог представить, что дядя совсем свихнется от жадности и таких дров наломает?

– Я должен был предвидеть! Должен был предугадать! Особенно когда Григорий повадился ко мне ходить в последнее время. Я ведь не общался с ним со смерти мамы и многие годы имел о нем лишь смутные слухи. И вот года два – два с половиной назад он вдруг появился. И не просто так, а с деловым предложением.

Григорий не скрывал, что его интерес к брату носит деловой характер.

– У тебя не мозги, а золото, – прямо заявил он Федору. – Ты математик от Бога, а получаешь в своем исследовательском центре жалкие копейки. Хочешь наконец зарабатывать приличные деньги?

– Мне и так хорошо.

– Ну, тебе – возможно. Ты у нас почти монах. А как твоим детям? Неужели их тоже все устраивает?

Услышав это, Федор притих. Действительно, Аня с Витей до сих пор жили со своим отцом. Когда дети были маленькие, все втроем они отлично помещались в двух комнатах. Но потом дети выросли, у них появились друзья, и в маленькой двушке стало тесновато.

– Купишь своим детям отдельную квартиру, – соблазнял Григорий брата, – да и себе на старость чего-нибудь подкопишь. И главное, тебе самому не придется делать ничего нового. Сиди себе за компьютером, анализируй рынок ценных бумаг. И только пару раз в день, когда тебе будут звонить мои люди, говори им, какие бумаги на бирже покупать, а какие, наоборот, сбрасывать.

Предложение было соблазнительным, и Федор задумался. В принципе, он даже может не оставлять свою основную работу. Григорий не требует от него ничего невозможного.