– Ну как? Согласен? Если да, то все остальное – это уже детали.

И Федор принял предложение брата. И какое-то время полагал, что здорово выиграл. Григорий платил ему хорошие деньги. И впервые в жизни Федор начал чувствовать себя полноценным человеком, добытчиком и замечательным отцом.

Правда, червячок сомнения все равно продолжал точить его душу. И Михаилу он о своих восстановившихся отношениях с Гришкой не говорил. Заранее знал, что тот его поступок не одобрит. Михаил считал Григория воплощенным злом. И даже как-то предупредил брата, что у него в тайнике есть надежное средство, способное в один миг утихомирить братца.

– А моя вина, дети, перед вами в том, что я все время думал о Грише, как о том маленьком хулигане, который рос вместе со мной и Мишей. Я как-то не учел, что Гришка за эти годы здорово вырос, возмужал и заматерел. Он стал способен уже не на маленькую подлость, а на очень большое и серьезное зло. Я… Один я во всем виноват!

– Папа, ты ни в чем не виноват! Ты много раз говорил нам, какой нехороший человек наш дядя Гриша. Предостерегал от близкого общения с ним. А мы тебя не слушали. Сами к нему в машину сели. Прямо как маленькие!

Григорий похитил своих племянников и брата с небольшим промежутком. Однако сам в этом преступлении каяться не желал.

– Брат и племянники были у меня в гостях. Разве я не имею права пригласить к себе своих родственников?

Тот факт, что племянники были найдены одурманенными и избитыми в темнице, а Федор кое-как пришел в себя лишь на третьи сутки, по-видимому, его ничуть не смущало. Он продолжал твердить свое:

– Брата и племянников дико обожаю. Всегда мечтал, чтобы мы все жили одной дружной семьей.

– А как вы объясните, что ваши племянники находились под действием сильного снотворного и фактически были лишены свободы перемещения, сидели в комнате с решетками?

– Ребята сами захотели попробовать экстремальное развлечение. Посидеть в комнате, где решетки на окнах. А чтобы им было не так страшно, приняли успокаивающего. Немножко не рассчитали дозу, вот и все. Глупость, конечно. Но никто ведь не пострадал?

– А ваш брат?

– Понятия не имею, кто стрелял в Мишу!

– Допустим. Сейчас разговор о другом вашем брате, о Федоре.

– А с ним что не в порядке?

– Не догадываетесь?

– Даже не понимаю, о чем речь идет.

Григорий открыто издевался над следователем. Он полагал, что его деньги способны откупить его от любых грехов.

– Ваш брат, когда мы его нашли, находился под действием сильных психотропных препаратов. Через пару недель он стал бы вашей послушной марионеткой. Выглядя нормальным, он выполнял бы ваши приказы.

– Федор взрослый человек, я не отвечаю за то, чем и у кого он лечится. Если какой-то врач прописал ему эти таблетки, я-то тут при чем?

– Но это вы давали ему лекарство!

– Федор почувствовал себя плохо. Я вызвал ему врача. А как бы вы поступили на моем месте? У вас в гостях находится ваш любимый брат, ему нездоровится, что бы вы сделали? Предоставили ему спокойно загибаться от боли или вызвали бы к нему врача? Сам я не медик, понятия не имею, что за лекарство брату прописал доктор. Фамилия врача? Извините, не спросил.

У Григория на все обвинения находился какой-то ответ. Чувствовал он себя совершенно вольготно. Отвечал на вопросы следователя только после длительной консультации со своими адвокатами, которых у Григория оказалось целых четыре штуки. И хотя дело давно было взято у Смелого и отдано более старым и опытным следователям, но и те не скрывали своего опасения, что Григорию и на сей раз удастся уйти от ответственности.

– У этого гада нашлись знакомства на высоком уровне. На нас сильно давят. Если мы не предоставим каких-то вполне конкретных доказательств его вины, Григория придется отпустить. О том, чтобы и дальше держать его под стражей, и речи не идет. Мерой пресечения в данном конкретном случае может быть лишь подписка о невыезде или домашний арест.

Но всем было ясно, что стоит Григорию выйти из СИЗО, как он тут же исчезнет.

– Неужели вам не удалось найти против него никаких улик?

– Наркотиков и незарегистрированного оружия у него в доме обнаружено не было. Все его охранники имеют лицензию, в том числе и на ношение оружия.

– А экономические преступления, за которые Григорий разыскивался уже много лет подряд?

– Он признал наши претензии и согласился выплатить штраф. Его доверенные лица уже перевели нужную сумму в казну.

Значит, тут Григория уже не взять за жабры. Его уличили в одной махинации, взяли с него штраф, а про десять других либо забыли, либо еще попросту до них не докопались.

– Но его брат и племянники?

– Они находились в гостях.

– Но они сами утверждают обратное.

– Их слова против его слов. Нет, тут не придерешься.

– Но ведь этот человек преступник! Он похитил своего брата, намереваясь заграбастать его состояние. Он шантажировал его, угрожая расправой над племянниками. Да что там говорить, он приказал убить Михаила!

– А вот это и вовсе недоказуемо. Пока мы не установим личность киллера или не схватим его самого, о дальнейшем задержании Григория не может быть и речи.

– А если киллер его не выдаст? Если возьмет все на себя?

– Тогда к Григорию и вовсе не возникнет никаких претензий!

– Неужели на этого бандита никогда не найдется управы?!

И все же подруги считали, что кое-какой метод воздействия на Григория имеется. И ключ был у них в руках. Как только им позволили, подруги прихватили с собой Ларису и вместе с ней отправились в больницу к Федору. Богдан тоже был с ними. Он мечтал взглянуть на человека, по вине которого чуть было не расстался с женой.

Всю дорогу до больницы Богдан жаловался Кире с Лесей на свою горькую жизнь:

– Знали бы вы, какая Лариска строгая. Туда не сядь, сюда не ляг, тут не стой. Постоянно меня пилила, указывала мне на мои недостатки. По сто раз на дню! Нервы у меня от такой супружеской жизни были на пределе. Лариса мне всю плешь проела своими замечаниями. Потом эта история с домом. Мне и так было нелегко, а уж когда я узнал, что родная жена настолько мне не доверяет, что обращается за помощью к кому угодно, но только не ко мне – своему мужу, мне стало и вовсе фигово.

Лариса молчала, лишь виновато поглядывая на Богдана.

– Но теперь же я изменилась! – наконец не выдержала она. – Да и ты тоже многое понял.

– Да, – серьезно кивнул Богдан. – Понял. Понял, что если уж женился, то надо тянуть лямку до конца. Порхать по сторонам, как порхал я прежде, будучи вольным мотыльком, не получится.

– Почему же? – удивились подруги. – Порхайте вместе.