– Если ты не притащишь свою поганую задницу домой в ближайшие полчаса… – продолжала Пиппа.

– Эм, это Джеймс.

Пиппа отдала мне телефон.

– Он с тобой? – спросила я и затаила дыхание.

– Да, но он не в лучшем виде. Похоже, он твердо решился.

Сердце у меня рассыпалось на миллион кусочков.

– Позови его, – потребовала я.

– Он сейчас не хочет с тобой разговаривать, – сообщил Джеймс извиняющимся тоном.

– Немедленно дай ему трубку! – Я почти орала.

Пиппа погладила меня по ноге и поймала мою руку, которая бессмысленно трепыхалась в воздухе, явно пытаясь ухватиться за что-то осязаемое, за что-то такое, что поможет мне удержать равновесие, – при том что я уже успела сесть.

В трубке послышалось невнятное бормотание. И потом – голос Адама.

– Я принял решение, – будничным тоном сообщил Адам. Как он вообще может так холодно со мной говорить? – Мы откладываем свадьбу. До тех пор, пока мама не оправится.

– Но…

– Назад пути нет, Эм. Я уже начал всех обзванивать – во всяком случае, тех, чьи номера у меня есть. И я поговорил с нашим турагентом, она обещала выяснить, что будет, если мы перенесем путешествие или потребуем деньги обратно.

Если кровь действительно может застыть в жилах, именно это со мной и произошло. Страшный холод зародился где-то в моей шее, пополз вниз, проник в грудную клетку, в кишки, принялся вихрем носиться у меня внутри. Когда он добрался до горячей кислоты, скопившейся у меня в желудке, я швырнула телефоном в Пиппу и убежала в ванную. Меня выворачивало наизнанку.

Казалось, ее голос доносится откуда-то из-под воды. Я не могла разобрать ни слова, свесив голову над унитазом, от одного вида которого у меня все скрутило внутри. Обжигающая желчь подкатила к горлу.

В какие-то секунды Пиппа подлетела ко мне, упала рядом со мной на колени, придержала волосы, стала массировать спину.

– Все будет хорошо, – зашептала она. – Я все улажу.

Я хотела покачать головой, но вместо этого меня снова вырвало.

Пиппа силой заставила меня принять душ и как следует вымыть голову, обещая, что тогда мир покажется мне чуть менее страшным местом.

Я дала ей свою книжку с адресами и телефонами. К тому времени, когда я вернулась в гостиную, оставалось связаться лишь с отелем и с бюро регистрации.

– Боюсь, этим тебе придется заняться самой, – сказала она. – А то мало ли, вдруг подумают, что я мошенница.

Я печально кивнула, соглашаясь с ней.

– Сделаю нам пока по чашке чая, – заявила она, удаляясь на кухню и принимаясь подчеркнуто громко стучать чашками и дверцами шкафов.

– Бог ты мой, это очень необычно, – без всякого сочувствия сказала сотрудница отеля, отвечавшая за свадебные мероприятия. – Никто еще так поздно не отменял.

– У нас не было выбора, – кисло ответила я, почти не понимая, что она говорит. Успела переключиться на автопилот. Я уже была не способна испытывать какие-то чувства, нормально вести себя с реальными людьми и эмоциями. Была как робот, выполняющий заранее запрограммированные движения. И опасающийся короткого замыкания у себя в системе.

Я смутно осознала, что телефон вынимают у меня из руки.

– Привет, это Пиппа Хокинс, официальная подружка невесты. Готова помочь вам во всем, что еще понадобится…

Я уронила голову на стол, прямо на сложенные руки. И затряслась от рыданий, которые начинали овладевать всем моим телом.

Адам явился за час до того времени, когда мы должны были пожениться. В его отсутствие в нашу квартиру потоком шли люди – утром, днем и вечером. Все они хотели узнать, в каком я состоянии. Убедиться, что от расстройства я не прыгнула с моста. Но в результате из всех них оставалась одна только Пиппа, когда он наконец вернулся домой. В довольно-таки растерзанном виде. С раскрасневшимся лицом.

Я успела уже тысячу раз представить себе этот момент. Но сейчас, когда он стоял передо мной, а я сидела за обеденным столом, он казался мне почти случайным человеком, которого я когда-то немного знала. Это был не тот мужчина, которого я любила и с которым жила все эти восемь месяцев. Было такое ощущение, словно мы когда-то, в наших прошлых жизнях, мельком встретились, а теперь я почти не помню подробностей этой встречи. Возможно, таким образом мой мозг защищался от реальности. Чтобы смягчить удар от происходящего на самом деле.

Краем глаза я заметила, как Пиппа берется за куртку, но я не отрываясь смотрела прямо на него, словно бросая ему вызов: ну-ка, скажи мне что-нибудь, возрази. А он избегал моего взгляда.

– Я пойду, – сообщила Пиппа. – Ничего?

Я кивнула, не сводя глаз с Адама.

Печаль, стыд, смущение – все это уже сменилось во мне самым настоящим гневом. Он клокотал так близко к поверхности, что я чувствовала себя диким зверем, которого изо всех сил удерживают на поводке. Достаточно одного его слова, любого, – и поводок порвется.

– Мне нужно, чтобы ты поняла, – произнес он.

Я вылетела из кресла, опрокинув его.

– Не смей говорить, что мне делать, – бросила я. – Я тут пережила все эмоции, какие только бывают. И ты смеешь сюда являться и поучать меня? Ах, тебе нужно, видите ли, чтобы я поняла?

Какое-то время мне даже казалось, что он поднимет на меня руку. Он расправил плечи, напружинил грудь. Но потом обмяк, словно проколотый воздушный шарик. Из него в буквальном смысле вырвалась струя воздуха. Я не знала, какой вариант мне больше по душе. Если бы он попытался дать мне сдачи, я бы, по крайней мере, могла чему-то противостоять, с чем-то спорить. Но эта выпотрошенная версия былого Адама производила жалкое впечатление. К этим крошащимся развалинам человека трудно было питать уважение. Я хотела, чтобы он постоял за себя, показал, что он – личность, что с его мнением нужно считаться. А вместо этого он кучей свалился у моих ног, как ребенок.

– Нам надо поговорить, – произнес он тихо.

– Ты чертовски прав.

– Как взрослым людям. – Он вытащил стул из-под другой стороны стола (этот стол только и мешал мне броситься на него). Устало уселся. У него был измотанный вид. Но я и сама вымоталась.

Мне вдруг подумалось: а если она сказала ему правду? А если у нее хватило духу признаться ему, что она сделала? Я попыталась представить себе эту сцену, но не смогла.

– Ну? – спросила я.

– Тебе нужно успокоиться, – заметил он.

– Опять ты меня поучаешь. Если мы хотим куда-то продвинуться, лучше тебе это прекратить.

Он повесил голову:

– Прости.

– Итак. Учитывая, что я не сделала абсолютно ничего плохого, было бы славно, если бы для начала ты попытался объяснить, где ты, черт возьми, шатался. И почему до тебя не удавалось дозвониться около полутора суток. – Я кусала внутреннюю сторону губы и чувствовала на языке металлический вкус крови.