– Знаешь, – проговорила она, – у меня все это никак в голове не укладывается. А у тебя?

Я покачала головой:

– И правда верится с трудом, да?

Если она и заметила мою интонацию, то не стала говорить об этом вслух. Вынув салфетку из рукава своего темно-синего жакета (купленного специально для этого вечера), она высморкалась.

– Очень сложно это осознать. Тебе так хорошо – и вдруг на тебя обрушиваются такие новости. Лучше даже не представлять себе, о чем сейчас приходится думать Памми. – Она печально склонила голову. – Бедная Памми.

Я посмотрела на маму, мою гордую маму, которая всегда так блюла мои и Стюартовы интересы, заботилась о моем отце, когда-то оставила карьеру врача, чтобы ухаживать за всеми нами, и ради сегодняшнего вечера сделала в парикмахерской особую укладку с помощью фена. А потом я подумала про Памми, которая из ревности твердо решила принести меня в жертву своему извращенному тщеславию.

Это было неправильно. Памми могла пакостить мне, но поступать так с моей мамой? Я не готова была ей это позволить.

Мы сидели на диване. Я придвинулась к ней и взяла ее дрожащие руки в свои.

– Мама, я должна тебе кое о чем сказать. И мне очень нужно, чтобы ты меня выслушала.

Она подняла на меня глаза. По щекам у нее катились слезы. В ее лицо так и впечатались тревога и страх – при мысли о том, что же я скажу.

– Что? Что такое? – спросила она.

– Никакого рака у Памми нет.

– Как? Что ты имеешь в виду? – Она недоуменно помотала головой. – Она же только что нам сказала.

– Я знаю, что она сказала. Но она врет.

– О, Эмили, – ахнула она, и ее ладонь взметнулась ко рту. – Как ты вообще можешь такое говорить?

– Мама, выслушай меня, пожалуйста. Не говори ни слова, пока я не закончу. А потом можешь говорить что угодно. Хорошо?

И я все ей рассказала. С самого начала, с Дня подарков. И вплоть до того, как она позвала Шарлотту на мой девичник. Мама сидела с открытым ртом, явно не в состоянии выразить то, что она хотела сказать. Она пыталась что-то произнести, но ей никак не удавалось сложить звуки в слова.

Заканчивая свой рассказ, я уже вовсю всхлипывала, и она обнимала меня и баюкала.

– Я и понятия не имела, – воскликнула она. – Почему ты мне раньше не сказала?

– Потому что знала – ты станешь переживать, – ответила я. – Сейчас я тебе про это говорю, потому что не выношу, когда ты в таком состоянии.

– Значит, это Памми притащила Шарлотту на девичник? – недоверчиво уточнила она. – После всего, что я ей рассказала?

Я кивнула:

– Ага.

– Если бы я имела хоть малейшее представление о том, что происходит, я бы в жизни не стала… Подожди, а как же эти бедные мальчишки? Кем надо быть, чтобы так поступать со своими собственными детьми?

– Об Адаме я позабочусь, – отозвалась я.

– Ты ему расскажешь? – спросила она. – Расскажешь ему обо всем, что знаешь? Слушай, Эм, а ты уверена, что все поняла правильно? Это чертовски серьезное обвинение. Такими не разбрасываются. И если окажется, что ты не права…

– Адамом я займусь в подходящее время, – заявила я. – Давайте сначала отработаем свадьбу, а потом я что-нибудь придумаю. Я пыталась с ним говорить, но он просто не в состоянии это увидеть. В его глазах она непогрешима. Но что-то непременно случится. Если я дам ей достаточно длинную веревку, она обязательно сама на ней повесится.

– А ты убеждена, что вам следует все равно устраивать свадьбу – даже несмотря на то, что ты не до конца уверена?.. – начала она.

– Я люблю Адама всем сердцем. И мне просто не терпится стать его женой. Я не выхожу замуж за его мать. Она – это… что-то такое, с чем мне нужно справиться, вот и все.

– Мне так жаль, Эм…

– Я с этим разберусь, – заверила я ее. – И потом, тут есть и свои плюсы – мы с Шарлоттой опять разговариваем.

Мы слабо улыбнулись друг другу и обнялись. Я уже чувствовала себя в миллион раз лучше.

К тому времени, когда появился Адам, мама уже уехала домой, пусть и неохотно.

– Пообещай мне, что у тебя все будет в порядке, – попросила она, стоя в дверях. – Если хочешь, я останусь.

– Все у меня будет отлично, – ответила я. – Я просто должна убедиться, что и Адам в порядке. Завтра днем увидимся в отеле. Ты ведь знаешь, что тебе нужно захватить?

Она улыбнулась. Мы уже сто раз с ней это проговаривали.

– У меня есть список. – Она помахала мне, садясь в папину машину.

Адам выглядел разбитым, будто его в буквальном смысле перемололи. Мне очень хотелось избавить его от этой боли, но я знала, что с этим придется повременить. Мне надо набраться терпения, твердила я себе. Я не могу просто выложить ему все, что сказала маме. С ним все иначе, ведь речь шла о его собственной матери. Тут мне придется действовать очень осторожно.

– Просто не верится, что все это происходит с нами, – заметил он, садясь за обеденный стол и устало подпирая голову руками.

Я подошла к нему, обняла его сзади, но его тело оставалось напряженным.

– Мы с этим справимся, – сказала я ласково. – Вот только отбарабаним свадьбу и путешествие – и выработаем план.

– Как я могу отправиться на Маврикий и валяться на пляже, когда мама тут бьется за свою жизнь? Это неправильно.

– Но мы ведь пока не знаем, как обстоит дело, – напомнила я. – Когда вернемся, у нас будет больше информации. – Я подумала, что она не в состоянии будет так долго разыгрывать свой жестокий фарс и наверняка откажется от него вскоре после нашего возвращения.

– Может, и так. Но если в понедельник у нее первый сеанс химиотерапии, я хочу быть с ней, – заявил он.

У меня все сжалось в груди, но усилием воли я заставила себя сохранять спокойствие.

– Мы с тобой поженимся… завтра, – произнесла я, сверившись со своими часами. – Давай будем справляться со всем этим постепенно, день за днем.

– Сейчас мне даже не кажется, что можно как ни в чем не бывало устраивать свадьбу, – бросил он. – Это как-то нехорошо – праздновать и веселиться, когда мама, может быть, умирает.

Я не сказала ни слова. Я просто спокойно ушла. Пусть он сам поймет справедливость моих слов. Войдя в спальню, я молча шмякнула по подушке – от раздражения и разочарования.

К тому времени, как он пришел, я уже задремала. Но проснулась, когда он скользнул в постель.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила я. – Получше?

Он глубоко вздохнул:

– Думаю, нам лучше отложить свадьбу.

Я резко села на кровати. Голова у меня кружилась.