— А что такое бумага? Это то, на чем дают вольную?

— На бумаге пишут и вольные, и книги. Ты видела Библию?

— Видела в церкви.

— Так вот, Библия, как и другие книги, написана на бумаге.

— А зачем мне ее так много? — спросила Аля и искоса посмотрела на берестяной короб, о котором я, честно говоря, забыл.

— Там не только бумага. Там тебе подарки. Ложись, утром посмотришь, — сказал я совершенно глупую фразу.

Можно было догадаться, что нищая крестьянка не станет терпеливо ждать утра, чтобы сделать себе сюрприз.

Пришлось надевать халат и зажигать свечи.

— Ладно, посмотри, только быстро, а то я совсем засыпаю.

Быстро, как известно, только кошки плодятся, а подарки рассматриваются медленно и тщательно.

Оказалось, я купил совершенно необходимые вещи, без которых неизвестно как Аля жила до сих пор.

Мне это было безумно интересно.

Я с удовольствием просыпался каждый раз, когда Алевтина извлекала из бесценного короба очередную цацку и начинала трясти меня за плечо, чтобы я мог разделить с ней восторг и ликование.

Наконец, то ли она угомонилась, то ли кончились подарки, но я смог заснуть по-настоящему. Было уже скорее рано, чем поздно, на улице вовсю пели птицы. Кончился длинный, насыщенный день, следующий обещал быть таким же.

Однако человек предполагает, а Бог располагает. Не успел я толком заснуть, как началась гроза. Сначала загромыхало где-то вдалеке. Потом почти над головой раздался сильнейший раскат грома, как будто архангел Михаил в сердцах бросил на небесную твердь большой медный таз, а потом ногой отшвырнул его в сторону. Я окончательно проснулся. Аля спала, по-детски округлив губы. После очередного удара грома она лишь недовольно нахмурила брови и сморщила носик. Я укрыл ее одеялом и тихо встал. Грозы меня пугали.

В наше время, во всяком случае, в больших городах, это не более чем досадная помеха. Обычно они проходят как-то верхом, не очень досаждая нам, обитателям земли.

Вероятно причиной тому высокие здания и «фаллические» символы вроде башен, труб и опор электропередач, они принимают на себя на подступах к земле основные электрические разряды и прямиком отправляют их в землю. Здесь все было иначе. В народе это атмосферное явление вызывало неподдельный ужас и сопровождалось всякими страшилками, вроде рассказа о том, как молния гонялась за мужиком по всему полю и в конце концов, достала и сожгла дотла. Да я и сам видел много разбитых молниями высоких деревьев.

Конечно, ни о каких громоотводах народ и слыхом не слыхивал, хотя опыты с атмосферным электричеством велись в России еще во времена Ломоносова, полвека назад. Уповали, как водится на «авось пронесет» и на Божью милость.

Меня такой расклад не устраивал, я решил, коли все равно проснулся, встать и посмотреть, что нам готовит природа. Потому тихонько, чтобы не разбудить Алю, оделся и вышел из дома.

Над головой пока было ясное небо, и дождь еще не начался. На западе же оно было темно-сизым, низким. Всходящее солнце не подсвечивало облака, а терялось в темной бесформенной, клубящейся массе. Когда вспыхивали молнии, казалось, что они загораются совсем близко и бьют вертикально вниз.

Время было раннее, около четырех утра, и бодрствующих людей во дворе портновского дома не нашлось, трудящиеся еще мирно спали. Пахло озоном и почему-то бедой. Во всяком случае, у меня сделалось неспокойно и тревожно на душе, как будто в преддверии больших неприятностей. Пока я пытался понять, чем вызвано такое состояние, небо осветилось гигантской молнией, и в притихших деревьях зашумел порывом ветер.

«Дождя уж заждалась природа», — перефразировал я пушкинские строки и спустился во двор. Утро было прохладное, но душное. Я пошел вглубь подворья, собираясь воспользоваться условными «удобствами». Вдруг коротко прогудел в воздухе майский жук, больно врезался мне в середину лба и упал на тропинку. Это случайное и необидное обстоятельство почему-то расстроило меня окончательно.

«Пивка бы холодного», — с ностальгической грустью подумал я и представил себя с запотевшим стаканом пива на диване в своей московской квартире. Впервые за последнее время мне захотелось приобщиться к благам цивилизации — узнать, что делается в мире, какую очередную пакость придумало на нашу голову правительство, услышать прогноз погоды на ближайшие дни, узнать, где какие катаклизмы и войны сейчас происходят, и какого олигарха у нас в стране политическое руководство гасит при помощи нашей неподкупной, принципиальной прокуратуры.

Гроза между тем проходила стороной. Природа, так и не дождавшись дождя, замерла при полном безветрии. Зато оживились птицы и нахально запели на разные голоса.

Я дошел до задворков котомкинской усадьбы. Как обычно при крепком фронте, то есть мощном заборе, выходившем на безопасную улицу, незащищенные тылы ее оказались много плоше. Изгородь покосилась, частокол во многих местах был поломан, и я без труда, не сходя с тропинки, выбрался из подворья. Сразу же за портновскими огородами начиналось овсяное поле, потом простирался заросший травой пустырь, а дальше виднелась березовая рощица.

Делать здесь мне было решительно нечего, но и возвращаться в душную комнату не хотелось. Тучи окончательно ушли, небо очистилось, и на востоке вставал неправдоподобно большой красный шар солнца. Я полюбовался на наше прекрасное светило и лениво прошел межой до пустыря, заросшего высоким бурьяном. Дальше идти нужно было по высокой, мокрой от росы траве. Нужды пачкаться в цветочной пыльце и мочить ноги у меня не было.

Я уже собрался повернуть назад, когда боковым зрением заметил, как в роще что-то блеснуло. На мой взгляд, блестеть там было вроде как нечему, потому я остановился и начал всматриваться.

Сначала ничего не было видно, потом в глубине, на высоте человеческого роста будто зажегся красный фонарь. Естественно, что это никаким боком меня не касалось, но, тем не менее, вместо того чтобы спокойно вернуться назад, я отправился туда, где меня никто не ждал.

Пробравшись по бурьяну через пустырь и подойдя вплотную к деревьям, я остановился в том районе, где зажигался фонарь.

Теперь, вблизи стало ясно, что так привлекло мое внимание. На одном из деревьев висел начищенный круглый медный диск. По форме он напоминал большую сковородку, только без краев. Зарабатывать сдачей лома цветных металлов я пока не собирался, потому пластина меня не заинтересовала. Непонятно было только, кто ее так тщательно отполировал и зачем повесил на дерево.

Впрочем, все это тут же и разъяснилось.

За спиной послышался шорох, и я обернулся: из высокой густой травы поднимались три молодца. Явление было, надо сказать, очень эффектное. Я вытаращил на них глаза, не врубаясь, что бы это могло значить. Мужики были как на подбор: кряжистые, с широкими плечами и одинаково невыразительными лицами. Восставали они из бурьяна, как дядька Черномор из морских вод.