На другую ночь, отдыхая у кухонных костров, мы уже не ломали голову над вопросом, который задала Хильд. Нам объявили, что киевское войско собирается, чтобы пройти весь путь к югу чуть ли не до Черного моря, вниз по реке Дон, к расположенному там хазарскому городу. Святослав осадит его и в конце концов уберет эту помеху с восточных торговых путей. А взять город, обнесенный стенами, при помощи конников нельзя, как растолковал Эйнар.

― Значит, нас всех убьют прежде, чем мы доберемся до клада, ― проворчал Валкнут.

Но Хильд покачала головой, не сводя глаз с Эйнара, который попытался уклониться от ее взгляда. Она была спокойна, как змея, свернувшаяся в кольцо.

― Город называется Саркел, ― сказала она. ― Он стоит на Дону. Место, которое нам нужно, недалеко оттуда.

― Это ты так говоришь, ― мрачно возразил я, скорее себе самому, и удивился одобрительному ворчанию.

― Орм прав, ― сказал Финн Лошадиная Голова, дернув в сторону Хильд своим волосатым подбородком. ― Сдается мне, мы слишком верим этой девке, которой я бы и овцы не доверил.

― И я, ― согласился Квасир Плевок. ― Если она так много знает, пусть намалюет карту.

Эйнар посмотрел на одного, потом на другого, потом снова на меня, и его глаза сузились, в то время как остальные одобрительно бормотали. Под этим взглядом я сглотнул, сухость пронзила горло как копье.

Эйнар пожал плечами и повернулся к Хильд.

― Ну так как ― нарисуешь карту?

― Нет.

Как шлепок рукой по мокрому камню ― спокойный отказ, от которого мы все заморгали.

Финн внимательно вгляделся в Хильд, закрыв один глаз. Потом посмотрел на Эйнара.

― У тебя есть волшебный нож, который заставит ее передумать.

― И ты бы поверил в карту, сделанную таким образом?

Снова ворчание и бормотание, потому что варяги поняли, что Хильд может завести их неведомо куда.

Квасир взлохматил волосы.

― Просто мне не нравится мысль о том, чтобы идти за... за...

Он замолчал, не зная, какое слово подобрать.

― За ведьмой, ― закончила за него Хильд, взгляд у нее был черный, как у Эйнара.

Она рассмеялась низким, гортанным смехом, от которого у всех по телу побежали мурашки, потом передернула плечами.

― Думаю, ребята, вам придется мне довериться, ― весело сказал Эйнар, осторожно кладя руку на плечо Хильд; та напряглась, хотя и не дрогнула. ― Вы видели когда-нибудь карту, в которой был смысл? А, Рерик? Кто пользуется картами?

Мой отец смущенно пошевелился и ничего не сказал. Он посмотрел на меня взглядом тяжелым и темным, как кусок сланца.

― С картой или без нее, ― мягко проговорил Эйнар, ― дорога все равно ведет к Саркелу. Если в конце пути молодой Орм почувствует себя несчастным, он может прийти ко мне и пожаловаться.

Никто ничего не сказал. Эйнар пошел прочь, подталкивая перед собой Хильд. Разговоры и споры возобновились, когда они и увязавшиеся за ними, как верные псы, Кетиль Ворона и Валкнут исчезли из виду.

― Это было... опрометчиво! ― прорычал мой отец, подходя ко мне и бросая тяжелый взгляд на Финна и Квасира.

Те прятали глаза и переминались с ноги на ногу.

― Я ничего не сказал, кроме того, что у меня на уме, ― возразил я, и мой отец фыркнул с раздражением.

― Лучше бы тебе впредь помалкивать, Орм, ― сказал он сурово. ― Ибо если ты разозлишь его, ни я, ни Иллуги ― ни вот эти, ― презрительно добавил он, покосившись на Финна с Квасиром, ― не смогут предотвратить последствий.

В сумерках послышался тихий смех, и все повернулись на звук.

Гуннар Рыжий вышел, шатаясь, на свет костра, ковыряя в зубах костяной иглой, и оглядел нас всех, усмехаясь и качая головой.

― Вы похожи на мальчишек, которых поймали на том, что они сняли штаны и оголили задницы, ― насмешливо сказал он, потом сплюнул в костер и прибавил, будто обращаясь к зашипевшим угольям: ― Судьба Эйнара на нем. Однажды вы все это поймете.

― А ты не боишься Эйнара? ― процедил мой отец, свирепее, чем мне бы хотелось.

Гуннар пожал плечами.

― Судьба есть судьба. Не думаю, что это мое ― умереть под лезвием славы Эйнара. Я буду думать о страхе, когда увижу его клинок.

― Когда ты умрешь от клинка Эйнара, ― поправил мой отец.

Гуннар Рыжий усмехнулся, зубы у него были кровавыми в алых отблесках костра.

Над меховым рынком Новгорода висела тонкая пелена дождя, который лил с рассвета, и торговцы пушниной, как ни пытались, не могли сохранить под навесами товар сухим, пришлось затянуть его водостойкой шерстью, спрятав от глаз покупателей.

Торговцы побогаче, у которых были крепкие дома, сбились под карнизами, не особенно переживая из-за того, что покупателей почти не видно.

― Рисковое занятие, ― проворчал мой отец, натягивая плащ на голову.

Эйнар высморкался двумя пальцами и ничего не сказал.

― Ты промок, ― сказал я, и Валкнут фыркнул.

На самом деле я думал о том, что отец прав. Дождь промочил мой совершенно новый плащ, грязь забрызгала отличные штаны, хотя я стоял на настиле.

Пустые глазницы мертвых животных смотрели на меня из-под каждого прикрытого карниза и с каждого прилавка: длиннорылые волки, лисы, высоко ценимый соболь, паршивый кролик и пятнистый заяц. Там были шкуры оленей и оленьи рога для резчиков, а посредине, на крюке, красовалась огромная медвежья шкура с еще не снятой головой. Вонь дубильных и кожевенных заведений била в нос отовсюду, ветер и дождь ею пропитались.

Я пытался сохранять доброе расположение духа, но мне это не удавалось. Я знал причину ― от меня больше не требовалось сторожить Хильд. Теперь с ней все время был Иллуги Годи, то ли по приказу Эйнара, то ли по ее просьбе, я точно не знал. По крайней мере, она игнорировала меня, насколько было возможно; мне бы радоваться этому, но я лишь мрачнел день ото дня.

Конечно, все понимали почему ― или думали, что понимают. Они подталкивали друг друга локтями и посмеивались над тем, что я теперь вечно хмурый и избегаю Хильд.

Я потрогал топорик, висевший у меня на поясе под плащом, и ощутил, как капли дождя стекают по спине. Несколько дней мы охотились за Мартином, Бьорном и Стейнкелем. Может показаться, что в городе это не очень трудно, но я узнал в тот раз, что город хуже леса. Спрятаться можно где угодно ― всюду.