Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 13. FAKE-дизайн
Не будь мать столь критически настроена к нашему образу жизни, мы с Лу Цин могли бы жить в ее доме бесконечно. Но ее терпение имело предел, и среди прочего ей надоели бородатые, длинноволосые художники, которые то и дело заходили в гости, при этом большинство из них были еще более неприкаянными, чем я. Я всегда мечтал найти место для постройки собственной студии и попросил помощи у Ай Даня. Он к тому моменту уже написал несколько романов, сардонически высмеивающих городскую жизнь, и теперь все свободное от дружеских попоек время он посвящал изучению древних нефритовых предметов декора. Я завидовал его коллекции древностей даже больше, чем литературному таланту.
В самом сердце Пекина расположен Запретный город, а вокруг квадратной сеткой расходится современный город, и четкой диагональю, устремленной на северо-восток, выделяется на карте скоростная трасса до аэропорта. Примерно в десяти милях от центра, рядом с этой трассой, находится поселок Цаочанди; к северу от него проходит железная дорога до Улан-Батора, столицы Монголии, и когда мимо проносятся поезда, они подают звуковой сигнал. В прошлом это место служило пастбищем для императорских лошадей. В окрестностях не было ни высоток, ни торговых улиц, только старая дорога в аэропорт, которой теперь так редко пользуются, что ждать такси на ней пришлось бы слишком долго. Эта деревня привлекла мое внимание, когда мы ездили с Ай Данем по округе: она выглядела аккуратной и чистой, а близость к трассе означала, что, когда мне будет нужно навестить мать, я смогу быстро добраться до города.
Секретарь деревенской парторганизации, мужчина пятидесяти с небольшим лет, повел нас с Ай Данем осматривать заброшенный огород на окраине деревни. Земля находилась в его ведении, так что сдача участка в аренду могла приносить ему стабильный доход. Площадь участка составляла пять му — почти целый акр (0,3 га), и договор на тридцать лет обеспечил бы ему 6000 долларов в год. Чтобы скрыть истинное назначение студии, секретарь посоветовал нам назвать ее «Институтом сельскохозяйственного развития». Это был типичный руководитель низового уровня — хитрый, бессовестный и корыстолюбивый. Когда мы прощались, он посоветовал мне мыслить смелее. Я не совсем понял, что он имел в виду, вспомнив только, что в Китае несколько десятилетий был популярен лозунг «Чем смелее человек, тем плодоноснее земля».
До 1980-х годов в Китае не существовало рынка недвижимости. В его отсутствие жилая площадь на душу населения в городе в среднем составляла всего семьдесят пять квадратных футов (7 кв. м), и большая часть семей проживала в плохих условиях. В ходе экономических реформ торговля недвижимостью стала главным источником дохода муниципальных властей. Теоретически земля принадлежала всему народу, в том числе людям вроде меня, но государство просто присвоило ее себе, монополизировав рынок. За двадцать лет реформ, начавшихся в 1978 году, доходы от сдачи земельных участков в аренду выросли более чем в сто раз, а за семнадцать лет с 1999 по 2015 год доходы от недвижимости достигли 27,29 триллиона юаней.
Присвоение земельных богатств — преобладающая в Китае форма накопления капитала. Вот как это работает: сначала местное правительство принудительно выкупает право пользования землей у крестьян по низкой цене, а потом продает застройщику по высокой. Владение землей позволяет застройщикам легко получить кредит в банке, и они могут еще до начала работ начинать продавать дома на этапе проектирования. Этот трюк кого угодно привел бы в неистовый восторг: деньги появляются с такой скоростью, будто ты перекладываешь пачку из одной руки в другую. Каждый аспект китайских реформ сопряжен с мошенничеством и коррупцией, и это не единственные формы насилия.
За несколько часов я сделал набросок дизайна своей студии. В моем воображении это была коробка с острыми гранями, построенная из традиционного серого кирпича, с одним большим окном на южной стене, дверью в углу восточной стены и мощенной серым кирпичом стофутовой (30 м) дорожкой, ведущей к главным воротам, выкрашенным в бирюзовый. Рисунок был похож на детский.
Я стал архитектором, эта идея зародилась в моем сознании много лет назад, когда я прочитал книгу о доме в Вене, спроектированном Людвигом Витгенштейном для своей сестры. Но у меня хватало практического опыта в изготовлении материальных объектов: в детстве я смастерил печку, кровать, корзину, тачку, так что я был не чужд архитектуры. К тому же сложные задачи всегда мотивируют меня двигаться вперед.
От отца я унаследовал лаконичность стиля: он любил простоту, и откровенное выражение эмоций вызывало у него восторг. Для меня тоже экономия имеет смысл, ведь убрать ненужное очень логично; так в детстве я выдолбил нишу в стене землянки, чтобы поставить туда то, что было необходимо, — маленькую масляную лампу, и ничего больше.
В конце февраля, когда земля начала оттаивать, строители принялись за работу и стали закладывать фундамент. Мы с Ай Данем каждый день приезжали на стройплощадку, чтобы контролировать процесс. Для сооружения студии требовалось 130 000 кирпичей, 80 тонн цемента, 7,5 тонн арматуры и 60 кубических ярдов песка. За день стены вырастали на три фута, и через несколько недель здание было возведено, а кровля — застелена до начала сезона дождей. Строили крестьяне с близлежащих холмов, и качество работы было довольно топорное. Но мой проект был настолько прост, что его сложно испортить.
Когда завершилось основное строительство, изнутри здание было абсолютно пустым, с такими же голыми кирпичными стенами, как снаружи. На тот момент, вопреки распространенному обычаю украшать дома в псевдозападном духе, я решил пренебречь внутренней отделкой помещения.
«То есть нам больше ничего не нужно делать?» — строители не верили своим ушам.
Не желая вдаваться в объяснения, я сказал, что у меня закончились деньги.
Мой проект был крамольным и во многих отношениях шел вразрез со стандартной практикой: кирпичные стены и пол сходились плотно и ровно, позволяя обойтись без карнизов или бетонной отмостки, что способствовало стилевому единству и при этом придавало зданию необычный вид. В центральном помещении не было окон, но световые люки в крыше обеспечивали равномерное освещение. На лестнице не было перил, а туалет на третьем этаже не отделялся дверью, и вся его обстановка была на виду. Свобода и открытость — не пустые слова: этот дом нарушал все принципы строительства, и в этом был его главный шарм. Здание