Он стал серьезным, готовым на вдумчивые советы и все больше и больше походил на человека, написавшего «Как поступить в сто и одном случае». Он заставил Кристину-Альберту признаться в банкротстве и втолковал ей, что ее долг — принять от него в долг двадцать пять фунтов. Затем он разделался с проблемой обращения в полицию, убедив Кристину-Альберту, что сделать это необходимо. Если мистер Примби угодил в скверные руки, чем раньше полиция начнет его разыскивать, тем лучше. Но считал это маловероятным и склонялся к предположению, что Примби поднял шум и его забрали. Он догадывался, что его задержат как душевнобольного. Он предварительно заглянул в эти полезные книги — «Мировой судья» и «Британскую энциклопедию», — продемонстрировав превосходное умственное пищеварение. Кристина-Альберта заметила, что в нем есть задатки хорошего адвоката.

Он увез Кристину-Альберту в такси в Скотленд-Ярд.

— Либо они сами нам скажут, либо скажут, где нам скажут, — объяснил он.

Фей поразилась оригинальности этой идеи.

— Если бы речь шла о пропавшем зонтике, — сказала она, — я бы поняла. Но мне бы в голову не пришло отправиться в Скотленд-Ярд за пропавшим отцом.

К шести часам мистера Примби удалось проследить до Гиффорд-стрит. Но увидеть его на Гиффорд-стрит не удалось. Он был признан сумасшедшим и, по мнению служителя, хотя точно он сказать не мог, подлежал отправке в Каммердаун-Хилл. Пол Лэмбоун держался с важным достоинством и пытался выжать из служителя еще какие-нибудь сведения, но не преуспел. В конце концов они с Кристиной-Альбертой не узнали практически ничего, кроме одного критического и обескураживающего факта: они не смогут ни увидеть мистера Примби, ни узнать чего-либо толком о его состоянии до следующего дня посещений в Каммердаун-Хилле, на какое бы число этот день ни приходился. Тогда, если «посещения не будут ему возбраняться», они смогут увидеться с ним. Служитель был категоричен в своих утверждениях и, судя по его виду, проникся чрезвычайной неприязнью к ним обоим.

Когда они покинули Гиффорд-стрит, Кристина-Альберта заметила, что Лэмбоун очень рассержен. Она еще никто не видела его сердитым. Это была мимолетная фаза. Его щеки порозовели много сильнее обычного.

— Сторожевой пес, — сказал он. — Специально, чтобы грубить людям, расстроенным людям. Казалось бы… человек моего положения… некоторая известность… Право на внимание… В любой другой стране, кроме этой, Литератора уважают.

Кристина-Альберта безмолвно согласилась.

— Манеры для служащего… самое первое.

— Он был отвратителен, — сказала Кристина-Альберта.

— У меня есть кое-что в запасе, — сказал Лэмбоун.

Кристина-Альберта выжидающе молчала.

— Следовало бы сразу обратиться к Дивайзису. О сумасшествии и законах о нем он знает в Лондоне больше всех. Замечательный человек. Я вернусь домой, позвоню ему и договорюсь о свидании. Он нам объяснит, что и как. И я в любом случае хочу, чтобы вы с ним познакомились. Вы оцените Дивайзиса. И, кстати, вы удивительно на него похожи.

— В каком смысле?

— Та же Жизненная Сила и прочее. И физически тоже. Очень. Такой же нос — почти одинаковый профиль.

— Нос, больше подходящий для мужчины, — сказала Кристина-Альберта. — Думаю, что ему он больше идет.

— Это чертовски хороший нос, Кристина-Альберта, — сказал Лэмбоун. — Доблестный нос. И не умаляйте его. Именно ваш нос пробудил у меня вначале интерес к вам. Вы еще подцепите на него мужа, и он будет его обожать. В наши дни женщинам требуется свобода и индивидуальность; им необходимы чеканные черты и достоинство. Времена кокетливых локонов, лебединых шей и бело-розового цвета лица канули в прошлое. Что не мешает вам, Кристина-Альберта, обладать чудеснейшим цветом лица.

— Расскажите мне побольше о докторе Дивайзисе, — сказала Кристина-Альберта.

2

Но познакомилась Кристина-Альберта с доктором Дивайзисом не на следующий день. Она отложила эту встречу на день и помчалась в Вудфорд-Уэллс вследствие примечательного послания Сэма Уиджери.

Уиджери переписывались с Примби только по поводу дивидендов, выплачиваемых за долю мистера Примби в прачечной «Хрустальный пар». Возникновение компании было сопряжено с некоторыми трениями, и мистер Уиджери затаил досаду, которую и изливал в нарочитой сухости и краткости своих писем. И вот это письмо, адресованное «мисс Крисси Примби».

Моя дорогая Крисси, — начиналось письмо.

Такое огорчительное дело с твоим папашей выразить не могу как я огорчен я сразу поехал в приют куда ты его поместила чуть они мне написали и получил его бумажник и чековую книжку. Очень удачно что они нашли в его кармане мой адрес не то думается я бы остался как всегда в неведении обо всем этом он меня не узнал и отрекался от своей фамилии но потом сказал что знает меня как нечистого на руку торгаша и мошенника и отрезал бы мне уши и угрожал мне. Посадил на какой-то там кол. Я все это обдумал и как ты еще несовершеннолетняя выходит я тебе вроде опекун и должен блюсти твою долю в прачечной а она приносит дохода куда меньше чем мне втирал очки твой папаша. Думаю он уже тогда спятил и не понимал толком что делал и думаю что все это дело с привилегированными акциями на какое я пошел чтоб ему не перечить надо прекратить. Ну да торопиться тут нечего раз тебе не надо платить за него там где он есть мистер Пантер говорит пока ты не станешь вмешиваться и мы всем прочим займемся когда ты оправишься от огорчения что твой папаша свихнулся. Моя супруга посылает свой привет и душевное сочувствие. Будь спокойна и не очень расстраивайся оттого что очень часто это бывает наследственным и лучше соблюдать осторожность а потому предоставь все мне а я остаюсь

твой любящий родственник

Сэм Уиджери.

— Жди! — сказала Кристина-Альберта, тут же позвонила, откладывая свидание с Полом Лэмбоуном и Уилфредом Дивайзисом, и с воинственным огнем в глазах понеслась на метро на Ливерпульский вокзал.

3

Когда Кристина-Альберта добралась до Вудфорд-Уэллса, ей почудилось, что прачечная стала чуть-чуть меньше, чем прежде, и ярко-голубые фургоны словно слегка потускнели. Свастики на них были заклеены плакатами, красными буквами объявлявшими: «Под Совершенно Новым Руководством. По всем Вопросам Обращаться к Директору Сэмуэлю Уиджери, Эсквайру. По Заказу».

Она прошла по садовой дорожке к двери дома, который был для нее родным почти всю ее жизнь, и дверь ей открыл сам Сэм Уиджери, увидевший ее в окно.

— Так ты приехала! — сказал он, словно колеблясь, впустить ли ее.

Высокий, сутулый мужчина с широким рябым лицом, без усов и бороды, отвислой нижней губой, большим носом, который при дыхании иногда фыркал, и очень маленькими беглыми карими глазками. Темно-серая одежда плохо на нем сидела, воротничок был обтрепан, а черный атласный галстук с готовым узлом лоснился от ветхости. Жилет у него был расстегнут почти на все пуговицы, пальцы нервно подергивались. Он смотрел на Кристину-Альберту так, словно она оказалась гораздо внушительнее, чем ему помнилось.