И Шубин все время был на связи. Наконец перед ней затормозил черный джип, открылась дверца, и она увидела за рулем Егора.

Забравшись на соседнее сиденье, Лиза заметила, что на заднем примостился знакомый ей человек, тот самый самоуверенный глава агентства.

— Я же сказал, что все будет в порядке! — улыбнулся ей Егор, и Лиза вдруг расплакалась. Он не успокаивал ее, не прижимал к себе и не целовал. А, жестко сомкнув губы, вел автомобиль.

И это было именно то, что ей в данный момент требовалось.

— Елизавета Олеговна, вам и вашему отцу нужна помощь! — встрял в разговор глава агентства. Ах, ну да, Дмитрий Алексеевич — вот как его именовали…

— Потому что Баранов продолжает охоту на членов вашей семьи. И вы — одна из потенциальных жертв! Ваш отец отказался от наших услуг, но я предлагаю вам нанять нас! Финансовые детали не так важны, обговорим их позже. Если что, будем работать за символический гонорар. Главное — наш статус и ваше согласие на наше вмешательство. Тогда мы снова сможем заняться расследованием. И я клянусь, что мы найдем вашего врага и уничтожим!

Олег Петрович Ирдышин не ощущал ничего, кроме боли — тупой ноющей боли в сердце, как будто там сидела большая, ржавая, покрытая зазубринами игла.

Жанна мертва… Нет, он не скорбел по этой шлюшке. Туда ей и дорога! В постели она была неплоха, выполняла все его, даже самые грязные, желания. С Мариной бы он о подобном никогда не заикнулся…

Но ведь Марина была мертва. Как теперь Жанна. И та и другая мертвы… Убиты!

Ужаснее всего была потеря детей. Конечно, это были не его дети, но какая разница! Он ведь любил их, как своих. От Жанны бы он избавился, оставив ее без гроша, раздавив, как муху. А вот детей, пусть и не своих, ей бы не отдал. И плевать, что говорили бы другие и о чем шушукались бы у него за спиной!

Потому что его младшие должны были стать лучше, чем его старшие!

А теперь они умерли. Вместе с Жанной. Сначала он думал, что эта идиотка, перепив, угробила их. Но теперь становилось ясно, что авария была подстроена, причем мастерски. И что кто-то под фальшивым предлогом выманил Жанну с детьми из особняка. И уничтожил их.

Его враг — Баранов! Тот самый враг, что дал сейчас на выполнение ультиматума двенадцать часов. Он должен покаяться в самом страшном своем грехе. Да, Баранов прав — грехов у него на совести много, очень много. Но какой из них, черт побери, самый ужасный?

Дверь открылась, появился один из молодчиков из органов. Которые теперь всем заправляли в его доме. Раньше бы Олег Петрович этого не допустил, но теперь все изменилось.

Парень стал что-то говорить, но хирургу было все равно. Он кратко послал его в известном направлении, и тот в самом деле исчез. Ирдышин подошел к бару, схватил пустую бутылку виски и швырнул в угол. Нинель, как ни артачилась, все же выдала ему спиртное. Потому что он в доме хозяин!

Или уже нет?

В кабинет — без стука — влетел сынок Петр. Его Ирдышин не любил, хотя временами корил себя за это. И сын все чувствовал, хотя они никогда не говорили ни о чем подобном.

Вроде бы и умный, и статный, и успех ему сопутствует. Но… какой-то гниловатый, что ли… Дети, дети… Почему зачастую они оказываются именно сукиными детьми? И как раз свои собственные…

— Отец, ты почему себя так ведешь? — резко произнес Петр. — Ведь с тобой говорят, как с нормальным. А ты оскорбляешь важных людей, заботящихся, ко всему прочему, о твоем благосостоянии… Теперь они уехали!

Ирдышин попросил:

— Принеси водки!

Петр скривил губы — этот чистоплюй водку не пил, предпочитая какие-то заморские вина и мудреные ликеры. Даже в этом пошел не в него! Может, Маринка тоже в подоле от другого принесла? Да нет, лучше бы этот был бастардом, а не младшенький Петюша, тот, который теперь мертв…

— Принеси водки! — проревел отец. — И Нинель скажи, чтобы не выкаблучивалась. Она кто — секретарша! Не будет мне подчиняться — уволю к чертовой матери!

Петр подошел к нему и сказал:

— Отец, тебе надо принять душ. От тебя разит! Я тебе не ванька, чтобы водку таскать.

Ирдышин, утробно урча, кинулся на сына, но тот нанес быстрый резкий удар, и хирург, скрученный резкой болью в животе, опустился на пол.

— Отец, думаешь, мне так приятно тебя бить? Но ты не оставляешь мне иного выхода. Ты всегда считал слабаком меня, но слабак — это ты. То, что ты скорбишь, понятно. Но нельзя же терять рассудок! Поэтому, чтобы не случилось ничего, что навредило бы моим… я хотел сказать, твоим клиникам, ты подпишешь генеральную доверенность. На меня!

Ирдышин беспомощно посмотрел на сына. И какого он монстра породил! Тот возвышался над ним, подобно скале. И вдруг хирург подумал: а что, если Петька имеет отношение… Да нет, бред!

Или нет?

— Нотариус уже прибыл. Подпишешь — и получишь свою водку. Тебе надо отдохнуть, улетишь прямо сейчас на курорт… Я устрою!

Он хочет родного отца купить за бутылку водки! Родного отца — и сеть клиник. Каков прохвост! Впрочем, он и сам был такой. И, судя по всему, за это ему и мстит этот урод Баранов. Или, может быть, он это заслужил?

Воспринимая молчание Ирдышина в качестве согласия, Петр деловито произнес:

— Все готово. Ты только переоденься и прими душ. Потому что тебе надо выглядеть на уровне…

Он подал отцу, сидевшему на ковре, руку. Тот, кряхтя, поднялся сам и отчеканил:

— Не видать тебе моего наследства, как своих ушей, Петька! Лучше все Лизке завещаю. Или по миру пущу! Или другим детям, которые этого, может быть, заслужили, отпишу! Но не тебе!

Смертельно побледнев, Петр прошипел:

— Ну, как знаешь! Ты не оставляешь мне иного выбора, отец!

Он выскочил из кабинета, а Ирдышин отправился на кухню, чтобы раздобыть водки. Именно там его и застала миловидная особа в очках.

— Ты кто? Петькина соска? — грубо спросил хирург, вливая в себя сразу треть бутылки прямо из горла.

Особа, улыбнувшись, пропела:

— Олег Петрович, меня зовут Инна Геннадьевна, я доктор медицинских наук, профессор Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии имени Сербского. Мои коллеги и я хотим с вами побеседовать…

Ирдышин глянул на сопровождавших ее людей. Ну и рожи! Одного, бородатого, он шапочно знал: академик, корифей, специалист по психиатрии. И бутылка выскользнула у Олега Петровича из рук. Вот ведь гаденыш его сынок! Решил признать его недееспособным, поэтому и пригласил сюда эту свору продажных эскулапов!

Он обернулся в поисках ножа. Но потом передумал. Если он бросится на профессоршу с ножом, будучи к тому же подшофе, его точно упекут в дурку. И Петька получит контроль над всем тем, что ему принадлежать не должно!