– Стой!!! – ворвался в сознание шофера отчаянный крик Горыча. – Съезжай в темноту! – кричал Горыч, перегнувшись и правой рукой схватившись за руль.

Шофер отпустил руль, и машина съехала со светового коридора и остановилась. В ушах у обоих стоял глухой звон, словно где-то рядом били молотом по подвешенной рельсе.

Горыч заткнул уши пальцами, смотрел вперед, где недалеко от неизвестного прожектора разрывались снаряды.

Шофер, увидев эти разрывы, замер, и застывшее его лицо показалось Горычу мертвенно-лиловым.

– Что ж они не выключают?! – сквозь зубы с болью прошептал Горыч.

Шофер молчал.

Снаряды падали один за другим.

– Одна пушка стреляет! – сказал Горыч, и вдруг почувствовал, что машина дрогнула.

Непонимающе он повернулся к шоферу и увидел, что тот опустил рычаг тормоза и, схватив ладонями руль, прижался к нему.

– Куда ты?! – крикнул Горыч.

– Ничего… – проговорил негромко шофер. – А мы поближе к ним, авось поможем…

– Чем поможем? – кричал Горыч. – Ты с ума сошел!

– А что же: стоять в темноте и ждать, пока их накроют?! – спокойным железным голосом спросил шофер.

И тут на месте прожектора поднялся столб огня, и от промчавшейся взрывной волны затрещали борта. Когда столб ушел искрами в небо и затух, наступила полная темнота. Шофер, матерясь, остановил машину.

Впереди упали еще два снаряда, посланные, видимо, уже на всякий случай, чтобы раненых добить или снарядный ящик закончить. Потом наступила тишина.

Горыч спрыгнул вниз и не услышал треска снега. Опустился на корточки и пощупал землю.

Земля была голой и твердой. Снега больше не было.

Очень скоро Харитонов почувствовал общее потепление воздуха, и чем дальше он шел, тем теплее становилось, хотя солнце по-прежнему не отличалось особой яркостью горения. Гора, с вершины которой он спускался, была невероятной высоты. Вниз он шел уже много дней и не видел еще ни лежащей у подножья горы равнины, ни, оборачиваясь назад, вершины горы, спрятавшейся за высокими отрогами и нанизанными на них многослойными тонкими облаками.

На плоской каменной площадке Харитонов остановился. Снял с плеч вещмешок, проверил узел шнура на лямке – оказалось, что надежен. Сбросил пальто. Долго не мог решить, что с ним делать. Было в нем уже слишком жарко, а нести его в вещмешке тяжело, хотя и так было ясно, что в вещмешок оно не поместится. Как ни жаль, а надо было с ним расставаться, и в конце концов нацепил его Харитонов на ветку низкорослого, распластанного по камню деревца – придут когда-нибудь и сюда холода, тогда будущий странник поблагодарит предшественника за этот теплый подарок.

Провел Харитонов ладонью на прощанье по теплому ворсистому рукаву старого пальто и продолжил свой путь.

На этой стороне склона не было вырубленных аккуратной рукой в камне ступенек, и приходилось постоянно смотреть под ноги, иногда останавливаясь и решая, как лучше обойти крутой спуск или провал, которых, однако, на пути встречалось немного.

Вскоре спуск стал еще более пологим. Камень длинными серыми языками уходил под землю, проросшую молодой травой. Деревья здесь были стройнее и выше и не пригибали подобострастно свои ветви к земле.

Далеко впереди показалась дрожащая линия горизонта.

Харитонов улыбнулся.

Солнце, которому уже давно было по пути со странником, снова обогнало его и перед тем, как покрасить горизонт в красноватый закатный цвет, зависло ненадолго, как стоп-сигнал светофора, напоминая Харитонову о положенном ему отдыхе. Харитонов послушно остановился, скинул вещмешок и, выбрав место, где трава росла гуще, улегся.

Земля хранила тепло ушедшего дня и передавала его всему лежащему на ней.

Утром лучи рассветного солнца растворились в каплях росы, укрывшей травы, заставляя эти капли быстрее испаряться, привнося в воздух освежающую влажность.

Харитонов проснулся и почувствовал рядом чье-то присутствие. Усевшись на траве, он увидел у своих ног старую знакомую – крысу. Протянул руку и погладил зверька. Крыса ткнулась в ладонь холодным носиком и прижалась спиной к запястью, словно просила защиты. Харитонов почувствовал рукой частые удары ее сердца.

А солнце поднималось выше, и лучи его, покончив с росою, теплой волной омывали землю. И накрыла эта волна Харитонова с головой, и возникло давно забытое ощущение счастья, и не было желания встать и продолжить путь, а рука, согревавшая зверька, почувствовала обратный поток тепла, возвращаемого крысой, и, не желая брать его, поднялась и опустилась на колено. Крыса, приподняв мордочку, проследила за согревшей ее рукой, потом перевела взгляд на Харитонова и, вперевалку приблизившись к нему, втиснулась между его ногой и землею.

Прошло еще некоторое время, проведенное в сладкой неподвижности, и странник занервничал. Встал, забросил за плечи вещмешок и пошел. После нескольких шагов вспомнил о крысе и оглянулся, но зверька не увидел.

День уже кончался, когда в весеннюю музыку природы вмешался посторонний звук, заставивший Харитонова остановиться и прислушаться. Ошибиться он не мог – это был гудок паровоза, протяжный и настойчивый. Он помнил эти гудки с детства, с тех довоенных времен, когда они с отцом ездили в кузове полуторки на ближайшую от Каргополя станцию Няндома, мимо которой каждый день мчались десятки поездов, сновавших между Москвой и Архангельском. Некоторые из них останавливались на пару минут на этой маленькой станции и перед тем, как вновь тронуться, гудели, предупреждая всех об отправлении.

И вот теперь, уже много лет спустя, Харитонов вновь услышал такой гудок и сердце его учащенно забилось. Несмотря на опускающиеся сумерки, он заспешил туда, откуда долетел до его ушей этот волшебный звук.

Шел он недолго, хотя за это время сумерки сгустились и только луна и яркие звезды своим далеким светом делали земную темноту проходимой. Вскоре Харитонов разглядел мелькнувший за стволами деревьев огонь костра и услышал голоса. Замедлив шаг и стараясь не шуметь, он приблизился к костру. Остановился, выглядывая из-за широкого ствола старого дуба.

Пламя выхватывало из темноты несколько лиц, а чуть дальше за костром виднелись размытые темнотою очертания какой-то громадины.

– А я полагаю, что угля хватит! – донесся до Харитонова хрипловатый голос.

– Лучше еще накопать, – возразил хрипловатому голосу другой, более мягкий. – Где мы еще его найдем, а тут – прямо на поверхности.

– А чего, в самом деле? – сказал третий голос. – Только полтендера загрузили, а потом что? Уголь ведь не в брикетах, еще неизвестно, как гореть будет.

Кто-то отошел от костра в сторону, вернулся и бросил что-то в огонь. Пламя подскочило, радостно заплясало, облизывая темноту.

– Ну вот, получше брикетного горит! – довольно произнес хрипловатый голос. – Ладно, давайте еще набросаем!