Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как ты меня назвал?
— Ненаглядная, — быстро ответил он.
— А до этого?
— Никак.
Все это чертовски загадочно — и она не успокоится, пока не узнает, в чем тут дело!
— Тейлон! — сказала она решительно, встав со стула и остановившись перед ним. — Объясни мне, что происходит? Ты знаешь, кто такая Нинья?
Его обсидиановые глаза сверкнули:
— А ты?
Боже! Все верно — он тоже знает! Он тоже помнит свою прошлую жизнь!
И — он совсем не изменился. Не выносит солнечного света. Не гражданин США...
Не нужно быть доктором наук, чтобы к двум прибавить два. Очевидно, Тейлон — это и есть Спейрр.
И все-таки он вампир! Или что-то вроде того. Во всяком случае, бессмертный.
Так я и знала!
— Почему ты меня помнишь? — спросила она.
— А как я мог тебя забыть?
Он снова к ней потянулся — и она снова его оттолкнула.
— Очень мило, но это не ответ на вопрос. Тейлон, я ничего не понимаю. Почему в моих снах ты точно такой же, как сейчас? Я очень сильно изменилась — а ты нет. Почему?
Тейлон и хотел бы объяснить, но как? Какие найти слова? «После того, как ты умерла, я ради мести продал душу греческой богине, и теперь обречен до конца времен выслеживать и истреблять вампиров»? Ему самому трудновато в это поверить, хоть и прошло уже полторы тысячи нет.
— Ты снова напрягся, — заметила Саншайн.
— Послушай, будем жить настоящим. Просто прими меня таким, какой я есть.
— Хорошо. Только ответь мне на один вопрос.
— Какой?
— Какую школу ты кончил?
— Я не кончил, — пробормотал он, глядя в сторону.
— Хорошо, в каком классе ты бросил школу?
Тейлон попятился. На такие вопросы ему ответить было нечего.
Боль в ее глазах поразила его в самое сердце.
— Тейлон, что все это значит? Я, знаешь ли, не дурочка. И прекрасно знаю: не бывает такой аллергии на солнечный свет, чтобы человек не мог даже у окна постоять? И не думай, что я не заметила, как ты прячешь зубы, — никогда не показываешь их в улыбке, и даже когда мы целуемся и я подбираюсь языком к твоим зубам — немедленно отстраняешься.
Тейлона охватило искушение воздействовать на ее разум, заставив забыть этот разговор и перевести беседу на что-нибудь более приятное.
— Ну, и чего ты хочешь? Чтобы я признался тебе, что я вампир? Что по ночам вою на луну?
— А разве нет? — Решительно шагнув, к нему, она схватила его за подбородок, словно хотела силой открыть ему рот. — Покажи зубы, Тейлон!
Он шагнул назад.
— Не могу.
Она обожгла его взглядом:
— Ты — Спейрр, верно? Не знаю, как это возможно, но именно тебя я видела во сне! Так или нет?
Он молча уставился в пол.
— Я никому не скажу, — смягчив голос, пообещала Саншайн. — Но мне нужно знать.
— Да какая разница? — рявкнул Тейлон. — Предположим, да. И что ты сделаешь — выкинешь меня за дверь?
— Нет, — выдохнула она. — Я никогда не выкину тебя за дверь.
— Тогда зачем тебе знать?
В ее сузившихся глазах снова вспыхнул огонь.
— Потому что я хочу, чтобы ты был со мной честен. Хочу, чтобы доверял мне и не боялся рассказать о себе.
Ее слова резали ему сердце, как ножом. В былые времена ему казалось, что весь мир — против их любви. Социальное неравенство, сплетни о его матери, насмешки над ее родителями — их разделяло абсолютно все.
Но теперь, кажется, вся вселенная сплотилась, чтобы не дать им быть вместе.
— С чего ты взяла, что я должен что-то тебе рассказывать? Может быть, мне от тебя нужен только секс?
Пораженная, она отшатнулась от него.
— Это правда?
Боль в ее глазах рвала его на части. Он вовсе не хотел заставлять ее страдать!
— А тебе? — ответил он вопросом на вопрос. — Ответь мне, Саншайн, чего ты хочешь от меня?
— Честно сказать — не знаю. Ты привлекаешь меня, но и пугаешь. Я боюсь твоих глаз. Тейлон, ты позволишь мне узнать тебя поближе?
— Нет, — процедил он сквозь стиснутые зубы, — это невозможно.
— Тогда объясни, почему невозможно! Послушай, я давно уже не маленькая девочка, за которую все решают взрослые! Я думала, ты меня уважаешь!
— Так и есть.
— Тогда веди себя со мной, как со взрослой. Объясни, почему не можешь ответить на самые простые вопросы о себе.
Она просит о невозможном. Тейлон не может сказать ей правду, пока Ашерон или Артемида не освободят его от присяги Охотника.
— Если я расскажу тебе, кто я, твоя жизнь будет в опасности.
— О моей безопасности беспокоиться поздновато: я живу в Новом Орлеане, над одним из самых популярных ночных клубов в городе, и оставляю машину в переулке, где вчера убили двух человек.
— Это были не люди! — вырвалось у Тейлона, прежде чем он успел сообразить, что говорить об этом не следует.
— А кто же они?
Расскажи ей все...
Это желание было почти невыносимым. Но до сих пор Тейлон никогда не нарушал Кодекс Молчания. Никогда.
«Даймоны хотят позабавиться с твоей подружкой, кельт. Не оставляй ее без присмотра».
Она имеет право знать, что за ней охотятся.
— Тейлон! — Она бросилась в его объятия, сжала в ладонях его лицо. Ее прикосновение, теплое и нежное, смягчало его душевную боль.
Он чувствовал, что уже почти не в силах ей сопротивляться.
— Доверься мне! Клянусь, я тебя не выдам!
— Не могу, Саншайн. Честно, не могу.
— Не хочешь, Тейлон! Просто не хочешь! — Раздраженно вздохнув, она опустила руки. — Ладно. Храни в тайне свои секреты. Делай, что хочешь, и будь счастлив. Только, сделай милость, без меня!
И она бросилась от него прочь.
Тейлон протянул к ней руку — она увернулась.
— Саншайн...
— Не трогай меня! Я на тебя чертовски зла!
— Саншайн, пожалуйста, не сердись!
Она покачала головой.
— Бархатный голос, взгляд нашкодившего щенка... Извини, на меня эти приемы не действуют. Уходи.
Тейлон поморщился: сердитые слова и особенно — боль, которая в них звучала, ранили его в самое сердце.
В этот миг он понял кое-что о себе. Зарек и Ашерон правы: он боится. Боится уйти — и боится остаться.