В назначенный для встречи день она собиралась дольше обычного, примеряя разные платья, пока он не заметил:

– Любой человек, увидев тебя сейчас, сказал бы, что ты прихорашиваешься.

– Да, ты прав, – сказала она, – это глупо. Надену простую кофточку и старые брюки. Ты твердо решил не ехать?

– Абсолютно.

Однако после ее отъезда он принялся ходить из угла в угол, грызя костяшки пальцев. Почему он не поехал? Разве не лучше было бы показать Пратту, что у нее есть другой мужчина? Он немного выпил – пообещав себе, что эта порция будет единственной, потому что ему нельзя было расслабляться, – а потом уселся на диван и стал ждать.

Когда Памела вернулась, он следил за ней очень внимательно, взвешивая каждый ее ответ, каждый взгляд, но не обнаружил ни малейших признаков фальши.

– Как все прошло?

– Знаешь, весьма удачно. В кои-то веки он оказался трезвым.

– И как он поступил, увидев тебя?

– Он вел себя очень сдержанно. Сказал только: «Мы уже знакомы», когда Манчин начал представлять нас друг другу, а в дальнейшем было только деловое общение. Кстати, некоторые из его идей показались мне интересными. Жаль, что ты со мной не поехал.

Честер Пратт взялся за написание сценария, на что ему требовалось несколько месяцев, а Уайлдер и Памела в это время с трудом находили, чем себя занять. Они еще не раз побывали у Манчина, где познакомились с несколькими режиссерами; они общались с разными агентами по недвижимости в безрезультатных поисках «симпатичного домика где-нибудь на холме», но по большей части дни их проходили впустую.

– На что бы потратить все это свободное время? – говорила она. – Может, выберемся на несколько дней в Сан-Франциско? Или в Мексику?

Но они так никуда и не выбрались.

– Так в чем состоит ваша проблема, мистер Уайлдер? – спросил доктор Бертон Л. Роуз в медицинском центре Калифорнийского университета.

– Особых проблем вроде нет, но, возможно, вызаметите какие-то их признаки, доктор. Собственно, я приехал лишь затем, чтобы повторно получить лекарства – вот старые флаконы с этикетками, – но уже по дороге сюда подумал, что не помешала бы и консультация.

Едва закончив последнюю фразу, он пожалел о сказанном. Доктор Роуз был маленьким, тщедушным и бледным человеком не более тридцати лет от роду, с холодными немигающими глазами. Его кабинет, затерянный в лабиринте огромного здания, еле вмещал письменный стол, два стула и психиатрическую кушетку, которая здесь выглядела явно лишней, – кто же захочет поверять свои сокровенные мысли такому депрессивному юнцу с недобрым взором, да еще в такой клаустрофобной обстановке?

Доктор прочел надписи на флаконах и потянулся к пачке рецептурных бланков:

– Как давно вы начали принимать эти лекарства?

– Вы конкретно об этих четырех или вообще?

– Для начала об этих четырех.

– Дайте вспомнить. Месяца три назад. А до того я принимал другие, тоже набор из нескольких препаратов. Видите ли, доктор Бринк периодически прописывал мне что-нибудь новое взамен старого. В целом я сижу на разных таблетках уже два с половиной года.

– И о чем вы хотели поговорить сейчас?

Рука Уайлдера непроизвольно поднялась ко лбу, а уголок глаза начал подергиваться.

– Я и сам толком не знаю, все очень сложно. Если я начну рассказывать с самого начала, на это уйдет целый день.

– Вас что-то серьезно тревожит?

– Не уверен, что здесь подойдет слово «тревога», но можно использовать и его. Чтобы точнее объяснить мое состояние – или хотя бы попробовать это сделать, – мне пришлось бы начать издалека. Во-первых, я очень плохо сплю и, пожалуй, слишком много пью.

– Разве доктор Бринк не предупреждал вас, что эти препараты несовместимы с алкоголем?

– Он говорил, что эффект от одной порции будет для меня почти таким же, как от двух. Знаете что, пожалуй, я обойдусь без консультации. Возможно, все, что мне требуется, – это еще раз сменить лекарства. Вы не могли бы мне с этим помочь? Найдутся у вас более сильные антидепрессанты, или стимулянты, или еще что-нибудь?

– Я не волшебник, мистер Уайлдер. В любом случае я не вправе что-либо предпринимать, не имея достаточных сведений о пациенте. Я могу запросить у доктора Бринка выписку из истории вашей болезни, если вы дадите на это письменное согласие.

– О’кей.

Доктор выдвинул ящик стола и начал там рыться в поисках нужных бланков, и только теперь, избавившись от его пристального взгляда, Уайлдер смог нормально осмотреться. На бюваре валялось несколько шоколадных жевательных резинок в обертках из яркой фольги – того сорта, что продаются на кассе универмага по паре центов за штуку, – а наклонившись вперед, он заметил множество уже пустых оберток на дне жестяной мусорной корзины. Возможно, доктор Роуз пытался бросить курить. Или же он был конфетоманом и в отсутствие пациентов, которых он мог бы пронзать взглядом, тупо сидел, упершись этим взглядом в стену, мусоля во рту дешевую жвачку и таким образом приглушая собственные тайные и темные неврозы.

– Если захотите провести серию психотерапевтических сеансов, дайте мне знать, – сказал он. – Со своей стороны, я настоятельно советую вам отказаться от употребления алкоголя.

По пути домой Уайлдер несколько раз в сердцах стукнул кулаком по рулю, приговаривая: «Вот дерьмо!.. Вот же дерьмо!..»

– Что он собой представляет? – спросила Памела.

– Никчемный сопляк немногим старше тебя в кабинете размером с телефонную будку, набивающий рот шоколадными жвачками. Да и хрен с ним. По крайней мере, я получил препараты.

– Ты просил его дать тебе что-нибудь посильнее?

– Он сказал, что не может этого сделать, пока не проконсультируется с Бринком.

– Вот оно как… – пробормотала она, не отрывая взгляда от страницы «Ньюсуик» (скорее всего, читала раздел «Кино»).

Он плеснул себе виски, не спрашивая, составит ли она компанию, поскольку заранее знал ответ: она скажет, что еще слишком рано для выпивки.

– У меня идея, – произнес он чуть погодя. – Давай отправимся в один из этих шикарных ресторанов на Ла-Сьенеге, с фонтанами и бродящими по залу скрипачами. Гульнем по полной программе, без всякого повода.

– Нет, – сказала она. – Мы и так слишком часто бываем в ресторанах. Сегодня я приготовлю ужин дома. Не хочешь пойти со мной в магазин и помочь?

Он всегда ненавидел супермаркеты, а тот, в который она его привела, был воистину гигантским – больше проходов и больше касс, чем он мог сосчитать, и целые акры потолочных ламп, проливающих свет на акры яиц, моркови и туалетной бумаги. Памела резво катила двухуровневую тележку по одному из проходов по направлению к мясной секции, а он шел позади, мельком оглядывая товары и раздраженные либо озадаченные лица других покупателей. По идее, катить тележку следовало бы ему – а что еще могло подразумеваться под ее просьбой «помочь»? – но Памела ему этого не позволила со словами: