– И?..

– И что?

Миа никак не понимала, что происходит.

Окурки?

С места наблюдения?

Але?

Завывание сирен?

Зачем он вообще заехал за ней?

Нахмурившись, Мунк опустил стекло и закурил, когда они снова остановились на красный сигнал светофора.

– О’кей, – сказала Миа. – Так мы уверены? На окурках его ДНК?

– Судмедэксперты сказали, что сто процентов.

– Значит, это он?

– Очевидно.

Да какого хрена, Мунк?

– И мы знаем его адрес?

– Эйксвейен, 88C. Третий этаж.

– Туда уже приехали наши или как?

– Нет.

– Так откуда вы знаете, что он дома?

– Я ему позвонил.

– Что?

– Он собирался поставить кофе.

– Вы позвонил ему и сказали, что мы приедем?

– Ну да, а что?

Она больше не могла терпеть это.

– Почему вы не радуетесь?

– В смысле?

– У нас же есть совпадение по ДНК. А вы едете, словно дед в гости к внукам в воскресенье? И зачем вы меня взяли с собой?

Мунк нахмурился.

– Хотел, чтобы ты сама посмотрела.

– На что?

– Увидишь, когда он откроет дверь.

45

Дома уже несколько дней царила странная атмосфера. Лидия Клеменс думала, что это ее вина, но нет. Она ребенок, и с этой точки зрения да, по ее вине раз в год они приходили к ним, но должен же дедушка Вилли понимать, что это не она так решила. Чтобы приходили инспекторы. Это же государство решает, а не она. Да уж, иногда она очень злилась на него. Сейчас пришла весна, все ее друзья-птицы уже вернулись, и можно было босиком бегать по лесной подстилке, а он вместо этого ходит и дуется. Постарайся уже хоть немного порадоваться, дедушка, сказала она ему за завтраком, несколько грубо. Но он надулся еще сильнее, отнес еду к себе в комнату и закрыл дверь, с тех пор Лидия его не видела. Но она не собиралась переживать по этому поводу. Она целую зиму трудилась в поте лица за тяжелой швейной машинкой, не на электричестве, а такой с педалью, на которую надо нажимать ногой, а Лидия не доставала до нее, поэтому пришлось прикрепить к ней деревяшку. Но теперь это все позади: сегодня она впервые наденет свое платье и покажет его кому-нибудь.

Лидия улыбнулась и почувствовала, как у нее загорелись щеки румянцем. Оно уже висело в шкафу, но она пока не стала его доставать. Надо дождаться подходящего повода. Приход инспекторов, конечно, не праздник, но какой смысл надевать платье, если никто его не увидит? А дедушке Вилли до таких вещей дела нет. И этому было объяснение, она знала. Индустрия моды – одна из причин разрушения планеты и скорого наступления вечной тьмы. Если бы у всех была только необходимая им одежда, природа бы осталась жива. Но не все люди такие. Люди – склонные к хвастовству, помешанные на себе существа и всегда хотят показать, что они красивее или лучше других. В большом мире делали так: например, чтобы создать украшения, злые люди использовали рабский труд африканцев – те добывали драгоценные камни в подземных шахтах; или, например, испытывали косметику на животных, а те от нее умирали, но больше всего люди любят одежду, или моду, как они ее называют. Мода изменила весь мир, и не потому что в ней была необходимость, а потому что производители одежды не заработают много денег, когда люди каждый день ходят в одном и том же и не покупают обновки. И те заключили хитрый договор с газетами и журналами всего мира: всеми правдами и неправдами убедить людей в необходимости моды. А если не следовать ей, то будете глупыми и хуже других. Так смогли заработать и журналы, и те, кто продает одежду, хотя никому на самом деле эта одежда не была нужна. Хитрый план, сказал дедушка Вилли, когда объяснял внучке это. По неизвестной причине жадные люди обычно очень умные, а для всех нас это плохо. Лидии показалось, что это умная мысль, и она сразу же записала ее себе в тетрадь – она вклеивала туда то, что находила интересным, или записывала мысли, которые пришли ей в голову: например, однажды она гуляла и увидела орла – он был такой красивый и так величественно парил в небе, что странно, почему не орлы решают все на земле, а эти глупые люди, виноватые в том, что скоро наступит вечная тьма.

Лидия сделала так, как учил ее дедушка: Чтобы сделать что-то новое, нужно использовать то, что у нас уже есть. Поначалу это было сложновато, потому что вся их одежда сшита или дедушкой, или Лидией, в основном из кожи убитых ими животных или связана из овечьей шерсти, а она не слишком подходила, например, если бы они пришли к кому-нибудь в гости, куда нужно принарядиться. Лидия долго раздумывала над этим и наконец поняла, что нужно делать. Она знала, что вообще-то не должна так поступать, потому что заветный сундук был под строгим запретом и заперт, его содержимое держалось в секрете, и никогда и никто не должен был увидеть его. Но она не могла не знать, где дедушка Вилли хранил все нужное. Он же такой забывчивый. Потому он создал систему, и теперь у каждой вещи было свое место. И у секретных тоже. Как, например, у ключа от заветного сундука. Лидия знала, что не надо, что это запрещено, но на улице уже так давно было темно, повсюду снег – не тихий, красивый, мягко ложащийся на землю, а метель с мокрым снегом, от которого она промокала насквозь, стоило лишь ей выйти подоить коз. И играть тут не с кем. Других детей не было. Ведь другие дети все глупые или злые, да? Больные и головой, и телом, а если от них заразиться, то станешь таким же, как они, или заболеешь так, что не переживешь вечную тьму.

И она сделала это.

Однажды дедушка Вилли пошел в Вассенден купить продукты и товары, которые они не могли вырастить или сделать сами.

Несмотря на запрет.

Она залезла на стул, взяла ключ из старого портсигара в самом верху шкафа, спустилась по крутой лестнице в подвал, сняла покрывало и трясущимися руками открыла сундук, расписанный розами. Она уже делала так однажды, поэтому знала, что они лежат здесь. Занавески в цветочек. В тот раз она решилась только краем глаза взглянуть на них, но теперь, зимой, осмелела. Да и неудивительно, ведь ей уже двенадцать. Двенадцать – это важный возраст. Теперь ребенок может принимать